придется мне говорить с дочкой.
Но не сейчас.
Еще год, Богомила, всего год – и я смогу отсюда уехать. Нащупать новую дорогу, увидеть, куда идти. Думаешь, мне не страшно? Еще как страшно! (уфф, хоть это ты не будешь читать в реале!) Мне страшно, но я знаю – если не пойду, то увязну. Пропаду. Тут даже не так важно, что мне скажешь ты, и скажешь ли. Твои слова ничего не изменят в векторе моего движения. Они могут только однажды превратить мое (наше) одиночество в неодиночество.
Сегодня же, когда меняется все, что было, только одно по-настоящему причиняет мне боль – я боюсь потерять дочь. Полина… Она подросток, у нее все впервые. И, черт побери, где мне найти слова, чтобы она поняла? Если даже ты слышишь за моими словами другое, как сказать ей, чтобы она услышала правду, и чтобы эта правда ее не разрушила?
Но я знаю, что ложь разрушит быстрее – ее, нас, все, что еще уцелело и не сгорело в эмоциях. Я знаю, что должен быть сильным. Знаю, что сильной должна быть моя жена. Поэтому нам нужно это время. Это чертово время, этот год действительно нужен нам – и моей семье, и моим приходам, и мне. И Полине в особенности.
Я скажу ей. Я найду слова, и, может быть, она поймет. Ну, или услышит, а не убежит, затыкая уши. Примет мое решение.
А еще я вдруг подумал: я никогда не был хорошим отцом своим детям. Другим, тем, кто был у меня в походах и в приходах, я был, наверное, почти что отцом – наставником, нянькой, другом, жилеткой, в которую можно поплакаться, а вот свои при этом недополучили чего-то важного.
«От твоих решений меняется мир» – написала ты мне позавчера. Да, я все время перечитываю нашу переписку, как безумец ищу в твоих и в своих словах смыслы, но здесь, в том, что ты сказала мне, смысл один. Каждый из нас, принимая решения, меняет мир вокруг себя. Не чувства или долг, не рассуждения о них, а наши решения важны в конечном счете. Как это отзовется, в какую сложится картинку в итоге – кто знает, кроме главного Зрителя? Но Он не скажет. Поэтому, перефразируя древних: «принимай решения и будь, что будет». Я принял решение, Богомила. Надеюсь, изменяющийся мир поймет меня и простит. Впрочем, черт с ним, с миром. Я обойдусь, если что. Важно, чтобы однажды меня, все же, поняли мои дети. А сегодня чтобы меня поняла та, кого я люблю…
Письмо Александра.
ЛИЦА
Когда мы в последний раз заглядывали и в глаза людям? Не обязательно близким, иногда нам так страшно смотреть в глаза близким, нет, просто людям, тем, что ничем нам не обязаны? Попутчикам в автобусе и электричке, сослуживцам в курилке, незнакомцам за соседним столиком в кафе? Иногда эти глаза и эти лица расскажут нам гораздо больше, чем весь внешний вид, чем отпечатанное резюме.
Я иногда наблюдаю за незнакомцами, которых случай свел рядом со мной на минутку, дерзко заглядываю им в глаза, цепляю их своим взглядом, и я обнаруживаю рядом с собой тщательно запакованное горе и затаенную радость, нескрываемое счастье и подспудную боль, нежность, которую страшно поранить, и отстраненную суровость, за которой прячется страх открыть себя другому.
На беговой дорожке парка, на велотреке, в театре, на улице, в церкви я встречаю так много лиц, так много глаз, через которые, прорываясь, их внутренний мир чуть ли не кричит от одиночества и желания быть понятыми, услышанными, найденными среди этой толпы людей…
Как мы живем? Как мы находим друг друга? Живем рядом, непонятые, целуем друг друга не любя, лишь по привычке, отдаем свое драгоценное время тем, кому оно не нужно.
И страшно вырваться из этого привычного круга, который мы протоптали в нашем колесе, год за годом, страшно шагнуть в неизведанное, протянуть руку другому, доверить свои настоящие мысли тому, в чьих глазах мы прочитали: «Я попробую понять…»
Но мы живем по привычке, встречаемся с человеком, который никогда не станет нам родным, не создаст с нами семью, но с которым удобно, с которым все понятно, который дарит нам иллюзию счастья в короткий мир оргазма, а взамен мы отдаем ему что? Кусочек души? Немного жизни из наших глаз? А оно ему надо?
Или мы мучаем себя любовью к человеку, который никогда не оставит ради нас привычной жизни, семьи, работы, который держит нас своей печальной мудростью, словами, которые он генерирует для нас, и эти слова, правильные и красивые слова, в которые он сам верит и которыми заражает нас, эти слова оплетают нас, как кокон, душат приступами несбыточного счастья, мечтами, которым не дано стать явью, и в этой проклятой любви, в ее химических ожогах, мы дымимся, не в силах вырваться на свободу, туда, где миллионы лиц, среди которых, только присмотрись! – ты увидишь глаза, которые способны зажечь тебя не иллюзией счастья, а самой жизнью, не симулякрами секса, а радостью друг от друга.
Но со времен Саши Черного ничего не меняется: «Это было в провинции, в страшной глуши. / Я имел для души / Дантистку с телом белее известки и мела, / А для тела – / Модистку с удивительно нежной душой…» Вот верно ведь замечено – провинция, глушь. Она внутри нас, она – наша суть. Мы – провинциалы, страшащиеся риска начать жить, мещане, для которых выйти за порог страшно.
Но в наших лицах, в наших глазах живет еще наша душа. Смотрит из нас без светомаскировки. Оглянемся вокруг. Заглянем в глаза незнакомцам. Рискнем довериться и улыбнуться. Хотя бы – улыбнуться. Это – как свеча, зажженная в ночи. Не побоимся опалить крылья мотылькам – они ведь для того и живут, чтобы встретить наш свет. Как и мы живем для чьего-нибудь света…
Чистый Четверг, Абалаков, Сибирь / Киев
Письмо Александра, вечер
Дорогая Богомила! Спасибо тебе за эти дни молчания. Я перечитал нашу переписку, уже на который раз, и снова почувствовал стыд. Почему ты попала под эту шрапнель? Зачем я втравил тебя во все эти обсуждения моих чувств? Оправдаться могу только тем, что со мной такое – впервые, хотя это слабое оправдание.
Кажется, я рассказывал тебе историю про мою первую работу – после армии я устроился в Дом пионеров руководителем кружка туристов. Однажды, в конфликтной ситуации, директриса, желая меня побольнее уколоть, выкрикнула мне: «Да вы… Да вам шестнадцать лет, как вашим детям!» Помню, как я расхохотался тогда, это все сразу разрядило, но, по сути, она была чертовски права – мои дети помогли
