Гарун Тазиев - Запах серы

Жизнь этой части Афара дает река Аваш; круглый год она катит свои желтые воды, даже в сухой сезон. Аваш начинается к северу от Аддис-Абебы и, пройдя около 1000 километров и спустившись на 3 тысячи метров ниже, теряется в Центральном Афаре — в болотах Гамарри и сернистом озере Аббе. Ни в одной пустыне мира нет столь большой реки. Впрочем, на здешней широте — 12° выше экватора — еще нет пустынь: они лежат дальше к северу. Жара тоже не столь сильная, поскольку зона постоянно идет вверх от соляной долины Далола и достигает отметки 1300 метров у нагорья. Ничего удивительного, что там цветут мимозовые деревья, а в зеленом оазисе вдоль долины Аваша водятся антилопы и кабаны, бегемоты и зебры, пеликаны, ибисы, цапли, причем в великом множестве. Именно здесь полуоседлые афары пасут своих коров.

В тот год, когда мы разбили лагерь возле поселка Айсаит, где живет афарский султан Али Мира, нам бросилось в глаза обширное кладбище. В степи могилы рассыпаны на большом расстоянии, а в Айсаите стоял целый лес надгробных стел, сотни погребальных камней в изголовье свежих могил. Это еще не была ни засуха, ни голод — то была холера.

Бедствие схлынуло, и жизнь вновь потекла по привычному руслу, неторопливо и размеренно; на уличках маленького городка засветились улыбки. Рыночная площадь — широкий утоптанный прямоугольник, окруженный саманными домиками, — кишела народом: кочевники и жители оазисов, продавцы и покупатели, мужчины, женщины, детишки. Всюду козы и верблюды. Как обычно, продавался «теф» — разновидность овса, из которого пекут большие плоские лепешки «ингеры», выставлены для продажи перец, пряности, сахар, ароматические травы, бобы, горох, дикий мед, металлические тазы, котелки… Прекрасные данакильки с обнаженной грудью звонко смеялись, словно и не было никакого несчастья, и черный призрак не витал в небе. Ребятишки взапуски бегали между торговцами, сидевшими на корточках перед разложенным на циновках нехитрым товаром, неторопливо ходили покупатели-«горожане» в белых чалмах и бурнусах, кочевники в коричневых юбках, а важные верблюды величественно отдыхали на земле. Мы не заметили ничего необычного. Правда, долина могучей реки Аваш никогда не знала смертельной засухи, и голод, косивший афарские племена на севере, сюда еще не дошел.

Лагерь в Айсаите нам понадобился для детального изучения гюйо — того самого, что я заметил во время первого облета впадины. Местные жители зовут его Асмэра — «красный». Он действительно темно-красный — того теплого тона, какой бывает у некоторых гиалокластитов. Этот материал, рожденный в результате соприкосновения мелких частиц расплавленной лавы с водой, образовал не только могучий усеченный конус Асмэры, но и покрыл практически всю зону площадью в несколько тысяч квадратных километров в широкой излучине Аваша. Этот полукруг Аваш выписывает как бы из последних сил, прежде чем закончить свой бег в болотистых топях.

Мы обнаружили там еще один гюйо и несколько круглых подводных образований. Но главное, мы собрали там неопровержимые доказательства того, что форма усеченного конуса никак не связана с эрозией. Это первородная форма гюйо, поскольку слои гиалокластитов не прерываясь идут параллельно как на плоской вершине, так и на склонах, а затем продолжаются на земле. По всей видимости, такова структура не только этих двух скромных гюйо (диаметр — 2,5 километра у основания и высота менее полукилометра), но и всех бесчисленных гюйо, рассыпанных по дну океанов. О последних мы имеем лишь косвенные данные, однако есть все основания считать, что и лежащие под толщей океанской воды гюйо тоже родились в результате подводных извержений. Их форма — усеченного конуса — не есть результат эрозии неких гипотетических островов. В истории развития планеты эта внешне неброская деталь приобретает особую важность, ибо она опровергает ряд устоявшихся представлений, таких, например, как опускание океанического дна на 2–3 тысячи метров (там были обнаружены горизонтальные вершины множества гюйо…).

Самая труднодоступная часть впадины тянется на юг от озера Джульетти до Центрального Афара. Этот район размером 30 тысяч квадратных километров представляет собой невообразимую фантастическую «сюиту» из трещин, разломов, вздыбленных блоков и желобов. Повсюду голый камень, темные базальты, светлые риолиты, черные обсидианы, багровые игнимбриты, белый гипс, золотистые гиалокластиты. Мы летели над циклопическими лестницами с запрокинутыми

назад ступенями высотой 50, 100 и. даже 300 метров. Вертолет высаживал нас среди этого нагромождения, и мы карабкались по гигантским ступеням с упорством муравьев, откалывая образцы от бесчисленных пластов твердого материала — такого твердого, что отскакивал молоток, — а затем ползли дальше с тяжеленными рюкзаками за спиной.

Удачно отбитый кусок вулканической породы позволяет определить ее возраст (в миллионах лет), направление магнитного поля Земли в период застывания лавы, глубину, на которой расплавилась кристаллическая магма, и трансформации, которые она претерпела в дальнейшем… Для проведения химических анализов образцы разрезают на сверхтонкие — толщиной в две-три сотых миллиметра — пластинки, которые легко «читаются» под минералогическим микроскопом; их смотрят под рентгеном: кристаллические решетки минералов преломляют рентгеновские лучи; измеряют количество изотопов и соотношение между радиоактивными элементами (такими, как калий) и продуктами их распада (такими, как аргон), что позволяет уточнить возраст породы; подвергают магнитному анализу для оценки теплопроводности… Всего не перечесть! Вот почему так важен отбор образцов. Он требует не только могучих рук, прошедших испытание водой и даже вулканическим жаром, но главное — точных знаний и умения. Вот почему эти образцы до того момента, пока мы не доставим их в целости и сохранности до лагеря, были для нас ценнее всего остального.

Содержимое рюкзаков, оттягивавших плечи, придавало особое величие природным ступеням, по которым мы взбирались. Красоты ландшафта приобретают иной смысл, когда служат полем для какого-либо исследования, а не просто пейзажной рамкой. Альпинист при восхождении восторгается пиком Миди иначе, чем турист, которого доставляет на вершину кабина канатной дороги. А альпинисту-геологу, расшифровывающему при подъеме историю горы, она, кажется еще краше, чем обычному скалолазу. На склоне Дадара или Харака я забывал о мешке за плечами и немилосердном солнце. Я испытывал подлинное блаженство.

После утомительных для глаза базальтовых просторов Северного Данакиля здешнее разнообразие необыкновенно возбуждало ум и сердце. Игнимбритовые поля охряного тона окружали феерические риолитовые столпы, вздымавшиеся на сотни метров, словно персты чудовищной руки; покрытые мириадами трещин, застывшие тысячелетия назад толстые черные потоки обсидиана отливали словно донышки бутылок, и издали казалось, что они лишь вчера излились из чрева Земли; светлые трахиты вклинивались меж темно-коричневых пород, а белые пляжи гипса искрились на солнце, как снег.