Обычно африканский торговец не смел и мечтать о прибылях, которые достигали бы уровня даже не министерского, а, скажем, депутатского жалованья. Сталкиваясь с подобными фактами, многие исследователи социальных отношений в Африке заговорили о возникновении африканской бюрократической буржуазии. Видимо, более правильным было мнение, что в составе всего господствующего класса чиновничество представляло особую группу, верхушка которой в реакционных странах Африки тесно сращена как с иностранным капиталом, так и с местной буржуазией. Именно коррупция служила связующим звеном между тремя силами. Но не только. Чиновники и политиканы торопились вкладывать накопленные ими средства в особенно доходные отрасли экономики, например в домостроение.
«Бульвары способных» были окружены ненавистью всюду, где они существовали, но народу не так-то просто было выразить свои чувства: полиция и жандармерия бодрствовали.
Одно из самых скандальных дел в Нигерии было связано с именем убитого во время январского переворота в 1966 году Фестуса Окоти-Эбо, министра финансов в свергнутом правительстве. Принадлежавшая ему обувная фабрика Омими (Омими — одно из прозвищ министра) получила от правительства беспроцентный заем в размере 100 тысяч нигерийских фунтов (252 тысячи рублей). Через два года управление фабрики в составе жены и детей министра обратилось к правительству с просьбой превратить этот заем в безвозмездный дар и добилось своего.
Когда некоторые журналисты, в частности из лагосской «Дейли Таймс», осмелились намекнуть на эту историю, их предупредили, что они будут «искрошены», если не замолчат. Выходящая в Ибадане газета «Трибюн» убедилась, что предупреждение не было пустыми словами. После опубликования на ее страницах статьи о коррупции 21 из 23 сотрудников редакции был арестован и препровожден в городскую тюрьму Агоди.
Ненависть народа к разложившейся правящей клике тем не менее находила выход.
«Долой мошенников!» — было написано на плакатах демонстрантов, поддерживающих январский военный переворот 1966 года в Лагосе.
— Под суд министров-казнокрадов! — кричали из толпы организатору военного переворота в Верхней Вольте подполковнику Ламизане во время народных демонстраций. В своем обращении к народу после свержения президента Дако в Центральноафриканской Республике новый глава государства также счел нужным обещать, что покончит с коррупцией.
Ненависть народа к продажничеству, к разложению верхов — это и его отношение к неоколониалистским порядкам в целом. Характерно, что требования чистки государственного аппарата выдвигались вместе с пожеланиями социальных и экономических реформ — национализации промышленности, вытеснения из торговли западных фирм, оказания экономической помощи крестьянству. Это было признаком углубления национально-освободительного движения, в котором все более широкие общественные слои точнее, чем прежде, определяли свои задачи.
После военных переворотов народные массы с особенной активностью выступали против разложения в верхах. И это понятно. Прежний аппарат подавления был на какое-то время парализован или разрушен, новый еще не стал на его место. Оказавшись у кормила власти, офицеры были вынуждены прислушиваться к па-родному голосу, если не хотели с первых же дней восстановить против себя общественное мнение.
С разной степенью решительности чистка государственного аппарата была начата в Заире, в Центральноафриканской Республике, в Дагомее, в Верхней Вольте. Она ознаменовала в этих странах уход с государственной арены значительной части старшего поколения политических деятелей, открыла дорогу к власти новым, не замаранным коррупцией лидерам младшего поколения. Уже это было встречено народом как известный успех.
Борьба против коррупции была знаменательна и еще в одном отношении. Удар по прогнившей верхушке государственного аппарата, по так называемой бюрократической буржуазии, был весьма болезнен для африканской буржуазии в целом. Когда народ выгонял из особняков и вышвыривал из роскошных «мерседесов» разложившихся чиновников и политиканов, африканские предприниматели, пусть только на время, лишались своего надежнейшего союзника.
Между африканцем-коробейником, между рыночной торговкой и крупным коммерческим предприятием лежит целая эпоха. Сосуществование самых различных социальных укладов представляет одну из характернейших особенностей Африки. Первобытнообщинный строй, рабовладение, феодализм идут бок о бок с капитализмом. В то время как в Сахаре еще сохранялось рабство, в городах побережья, в центрах горнодобывающей промышленности уже появился пролетариат — решающая сила завтрашнего дня.
Возникновение рабочего класса в Африке было связано в первую очередь с созданием в начале века железных дорог. Во французских колониях строительство велось крестьянами, которых местные вожди посылали на работы по приказу колониальных властей. Но первый гудок паровоза знаменовал рождение африканского рабочего класса. Стрелочники, ремонтники, машинисты были людьми, навсегда порвавшими с деревней.
Горнорудные предприятия, легкая промышленность, лесоразработки — это пришло позднее. И бросается в глаза одна интересная особенность колониальной эпохи: если торговые монополии ограничивали возможность быстрого развития местной буржуазии, то численность пролетариата прогрессировала тем интенсивнее, чем больше колониализм оказывался вынужденным создавать здесь перерабатывающую промышленность, строительные предприятия, прокладывать новые шоссейные и железные дороги. Колониальный режим неизбежно порождал своего могильщика.
Мне еще встречались люди, участвовавшие в организации первых профсоюзов. Первая забастовка на западе Африки была проведена в апреле 1921 года союзом ремесленников и трудящихся в Аккре. Этот союз и можно, по всей видимости, считать старейшей организацией трудящихся Золотого Берега, будущей Ганы.
В Гвинее, где профсоюзное движение началось значительно позднее, мне довелось познакомиться с одним из его старейших организаторов. Сам католик, он главным образом сотрудничал в католических профессиональных организациях. На мой вопрос, чем объяснить быстрый подъем профсоюзного движения в стране, он ответил:
— Среди африканских трудящихся всегда были распространены различные братства, общества взаимопомощи. До второй мировой войны они действовали тайно и численно были невелики. Но как только появилась возможность, это семя проросло.
