Если вам захочется выяснить, из-за чего англичане стали такими, какие они есть, вы быстро сделаете для себя два открытия. Первое — то, что этот расположенный недалеко от материка остров всегда был достаточно привлекательным для поразительно большого числа иностранных визитеров, которым не терпелось поделиться впечатлениями с остальным миром: они написали целые библиотеки воспоминаний и дорожных впечатлений. Во-вторых, совсем мало написано об английском национализме. В основном это объясняется тем, что, если в Эстонии или Эфиопии националистических движений пруд пруди, то в Англии их почти нет. О некоторых причинах этого явления можно догадаться без труда — страна никогда не подвергалась иностранной оккупации, и никто не предпринимал попыток уничтожить местную культуру. К тому же становится очевидным, что, за исключением матчей по футболу и крикету, такой страны, как Англия, почти не существует: национализм был и остается явлением чисто британским.
С упадком Британии из-под камней выползают самые разные гадости. Не так давно я получил конверт
из плотной коричневой бумаги. Адрес был написан большими квадратными буквами, почерк не очень разборчивый, и писал человек явно не очень грамотный. На почтовом штемпеле значилось — «Гулль». К счастью, я открыл этот конверт кончиком шариковой ручки. И хорошо сделал. К верхнему краю единственного находившегося внутри листа бумаги были пришиты бритвенные лезвия. На одной стороне листа оказался намалеван английский солдат в каске времен Второй мировой войны, лежащий в узком окопе с винтовкой у плеча. Внизу той же рукой было нацарапано: «Ни с места, черномазый». На другой стороне листа — виселица с петлей. Внутри петли стояли мои инициалы. Внизу листа огромные буквы уведомляли: горд тем, ЧТО британец. Что стало причиной этого «наезда», точно не помню. Примерно таким же отвратительным душком попахивало и от других полученных мной посланий с антисемитским настроем от какого-то болвана, решившего, что я часть всемирного еврейского
заговора, направленного на то, чтобы извести британское государство. Ничего исключительно британского
в этих сравнительно «невинных» деяниях нет, что может подтвердить каждый испытавший на себе нетерпимость немцев, французов или швейцарцев. Я хочу лишь подчеркнуть, что подобные предрассудки связаны с представлением о Британии, а не об Англии.
Некоторое время после принятия Закона об объединении кое-кто — это отражено даже в принятых Парламентом законах — называл Шотландию и Англию соответственно Севером Британии и Югом Британии, сознательно обращаясь к тому времени, когда Англии еще не было. Наиболее амбициозные стали называть Ирландию Западом Британии. Вопрос это политический, и сейчас об этих названиях почти никто не знает: северные британцы называют себя шотландцами, а южные британцы — это как бы англичане или валлийцы, или, скорее, это англичане или валлийцы, которые как бы британцы. Единственное место, где это правило неприменимо, — север Ирландии. Там католики скажут вам, что они ирландцы, а протестанты будут заявлять, что они британцы. Но для них это тоже вопрос политический. Получается, что марши оранжистов в Северной Ирландии — эти ежегодные шумные, чванные шествия 12 июля — чуть ли не единственное народное празднество на Британских островах, на котором отмечается принадлежность к Британии. (Остальные — это официальные мероприятия вроде «Церемонии выноса знамени» или полуофициальные сборища с размахиванием флагами, как последний концертный вечер «Промс».) Но остальной Британии ни о чем не говорит это зрелище, когда пожилые люди с поджатыми губами в котелках и оранжевых лентах через плечо маршируют под оркестры с барабанами и волынками. В том и парадокс, что, желая таким помпезным изъявлением своей сопричастности показать, что в каком-то глубинном смысле они такие же, как и все остальные англичане, эти ольстерские лоялисты выглядят в глазах англичан совершенно другими.
Английский национализм, если вам удастся обнаружить его проявления, имеет тенденцию принимать другие формы. Они не такие четкие, потому что англичане уже не могут с уверенностью сказать, почему они стали такими, какие они есть: заглянуть в себя не позволяла самоуверенность имперских времен. Национализм этот не поддается определению, потому что не имеет четких национальных или религиозных границ. Это национализм упрямый и делающий все наперекор, скрытый, зачастую очень личный и в глубине души может принимать разные формы. Но что-то там все же шевелится. В 1995 году фирма «Клинтонз», торгующая поздравительными открытками, начала выпускать первые открытки ко Дню святого Георга. Через два года магазинчики этой фирмы продавали ежегодно в апреле более 50 000 штук. А летом 1996 года заметно большее число английских болельщиков на чемпионате Европы, Евро-96, предпочитали рисовать на лицах флаг Англии, красный крест на белом фоне, вместо обычного «Юнион Джека». К апрелю 1997 года к этому поветрию присоединилась и газета «Сан», напечатавшая во всех своих английских изданиях крест святого Георга на пол-полосы и обратившаяся к читателям с просьбой вывесить его из окна. Придумка в моду не вошла, но интересен сам факт, что в империи Руперта Мердока — который разбогател не из-за того, что перенапрягал возвышенные способности своих клиентов, — кто-то смог заметить, куда вроде бы ветер дует. На следующий год Английский совет по туризму уже организовал по всей стране целую неделю мероприятий под названием «Святой Георг вторгается в Англию» на том основании, как объяснил представитель Совета, что «люди стесняются того, что они англичане». На проходившем тем летом чемпионате мира по футболу флагов с крестом святого Георга было, похоже, больше, чем флагов Содружества. Когда наступил День Георга в 1999 году, «Сан» отметила его, поместив на четырех страницах врезки «100 причин, почему так здорово быть англичанином». Среди этих причин были названы: погода (23), «свиные хрусты»[6](28), «девицы с третьей страницы»[7](45), Чарльз Диккенс (55), автострада М25[8], самая большая в мире круговая пробка (71), Агата Кристи (88), и «Дейдра» — колонка с советами этой самой газеты (95).
Так что же отмечать англичанам? Джон Фаулз, автор романов «Волхв» и «Женщина французского лейтенанта», много раздумывавший над тем, в чем разница между британцем и англичанином, делает вывод, что в то время как цвета Британии, в преданности которой клянутся марширующие лоялисты, — красный, белый и синий, цвет Англии — зеленый. На вопрос «Что такое красно-бело-синяя Британия?» он отвечает: «Это Британия Ганноверской династии, викторианской и эдвардианской эпох; Британия эпохи империи; Британия «деревянных стен»[9] и «тонкой красной линии»[10]; времени гимна «Правь, Британия, морями» и маршей Элгара; Британия Джона Буля; Британия Пуны и Соммы; Британия старой системы телесных наказаний и прислуживания старшим соученикам в частных школах; Британия Ньюболта, Киплинга и Руперта Брука; Британия клубов, сводов законов и ортодоксальности; Британия неизменного статус-кво; Британия джингоизма в своей стране и надменного поведения за границей; Британия отцов семейств; Британия кастовости, ханжества и лицемерия.».
