Спуск свой с высокого гребня старались мы произвести с возможной быстротой, но когда мы достигли самой крупной части этого спуска, то уже стемнело, и мы должны были спускаться с крутой стены скал, предоставив себя совершенно инстинкту киргизских лошадей, замечательно привычных к горным путешествиям. Когда же мы, наконец, достигли подножия скалистой стены, с которой спускались, то решили ночевать здесь, не достигнув нашего лагеря на Май-булаке.
25 июля, встав в 5 часов утра, мы из любопытства осмотрели ту скалистую стену, с которой спустились, и спуск с нее показался нам совершенно невозможным. Это доказало нам, что инстинкт лошадей иногда бывает вернее человеческого глаза. Тронувшись в путь по несравненно более легкой дороге, мы часа через два достигли места ночлега нашего отряда на Май-булаке. Место это оказалось, по моему измерению, на 2360 метров абсолютной высоты.
Мы тронулись в путь со своим отрядом ранее полудня при температуре 22 °C. Недалеко от моей палатки, расположенной между елями, из-под камней бежал прекрасный источник, имевший +4,4 °C. Ели поднимались еще метров на 50 над нашим ночлегом. По выходе всего отряда мы быстро поднялись на сравнительно невысокий перевал, который оказался на 2480 метров абсолютной высоты, при температуре 11 °C.
Отсюда мы быстро начали спускаться диагонально через увалы, стараясь сблизиться с глубокой долиной реки Дженишке. Обнажения горных пород, нами встречаемые, состояли из порфира, а растительная зона, которую мы проходили, была зоной елового леса. Когда же, пройдя верст пятнадцать, мы очень сблизились с речкой Дженишке, то быстро стали спускаться в ее узкое ущелье через скалы, состоявшие из кремнистого сланца, между тем как на левом берегу ущелья круто поднимались скалы порфира.
Луговых мест в узкой долине было мало, но лесная растительность была богата. Мы приводим здесь довольно полный список флоры долины Дженишке по нашему сбору и дневнику 25 июля потому, что различие флор параллельных и почти одинаково углубленных долин Чилика и Дженишке обусловливается узостью и теснотой последней и большей скоростью падения текущих в Дженишке горных речек.[82]
Достигнув самой реки Дженишке около 6 часов вечера, мы остановились здесь на ночлег на самом берегу реки при совершенно ясной погоде и температуре 27 °C. Гипсометрическое определение дало нам 1880 метров абсолютной высоты.
26 июля мы тронулись со своего ночлега в 5 часов утра и стали немедленно круто подниматься в гору по правой стороне долины. Когда же мы встретили на своем пути поперечную долину притока Дженишке Чин-булака, то спустились в нее по еловому лесу и стали подниматься вверх течения речки, встречая по ней обнажения сначала слюдяных сланцев, а потом гранитов. В одном месте гранит оказался прорванным жилой грюнштейна, имевшего падение 75° к югу. По мере того как мы поднимались вверх ручья, еловый лес постепенно редел и, наконец, когда мы достигли предела лесной растительности на высоте, оказавшейся в 2600 метров, сменился арчой (Juniperus sabina). Затем и арча исчезла, и мы вышли в альпийскую зону, следуя по которой достигли наконец в 11 часов утра до вершины горного перевала, которая оказалась, по моему гипсометрическому измерению, в 2880 метров.[83] Термометр показывал 10 °C.
Спуск с перевала был очень крут и очень опасен. Он привел нас к одному из верховьев реки Асы, а именно к Асынин-булаку, которого мы достигли в 5 часов пополудни при температуре +18,6 °C. Здесь мы и остановились на ночлег, где гипсометрическое определение дало нам высоту 2420 метров. Еловый лес поднимался над нашим ночлегом еще метров на 180. Поперечная долина Асынин-булака, в которой мы остановились, впадала в продольную долину реки Асы.
27 июля мы тронулись в путь с нашего ночлега на Асынин-булаке с 5 часов утра и быстро спустились в широкую продольную долину реки Асы. Повернув по ней к западу, вверх течения реки, и пройдя вдоль нее верст пятнадцать через лесную зону, мы встретили обнажения только порфира, а часам к 8 утра уже достигли пределов лесной растительности и быстро стали подниматься в гору по альпийским лугам на перевал, отделяющий продольную долину Асы от верховьев давно нам знакомой реки Тургень, текущей уже по северному склону Заилийского Алатау в реку Или.
Выходя из долины Асы, я закончил флористическое исследование всех главных продольных долин Заилийского Алатау, из коих две, самые значительные (реки Кебин и Чилик), простирающиеся от востока к западу в одной линии, расчленяют исполинский хребет на северную и южную снежные цепи, а другие две, параллельные с ними, но менее значительные продольные долины (Дженишке и Асы) представляют как бы боковые складки, образовавшиеся при поднятии двух колоссальных параллельных горных цепей.
Вообще говоря, расчленение на параллельные цепи и образование продольных по отношению к оси горного хребта очень длинных долин, простирающихся от востока к западу, составляют характерную особенность всего Тянь-Шаня. По своему геологическому строению все эти продольные долины имеют явное сходство между собой, но по климату и растительности долины Заилийского Алатау очень отличны от центрально-тянь-шаньских.
Все четыре мной посещенные и исследованные долины центрального Тянь-Шаня (Сарыджасская, принадлежащая к системе рек Ак-су, а следовательно, Тарима и озера Лоб-нор; долины Кок-джара и верхней Каркары, принадлежащие к системе реки Или и озера Балхаш; долина верхнего Нарына, принадлежащая к системе Яксарта, или Сырдарьи, а следовательно, Аральского моря) лежат выше пределов лесной растительности, а потому неудобны для земледельческой колонизации.
Наоборот, все четыре поименованные продольные долины Заилийского Алатау (рек Кебин, Чилик, Дженишке и Асы) лежат всецело в зоне лесной растительности, а потому представляют удобство для земледельческой колонизации и в особенности для скотоводства.
Что же касается до флоры этих последних четырех долин, то она имеет большие особенности по сравнению со степной, чисто азиатской флорой Илийской низменности, с одной стороны, и высокоальпийской флорой альпийской зоны – с другой.
Одна из этих особенностей выражается в том, что пропорция растительных видов, принадлежащих к древесным породам, в этих долинах несравненно значительнее, чем в местностях Заилийского края, принадлежащих к степной и чисто земледельческой, а тем более к альпийской зонам, составляя более 20 % всех растений этих долин. В противоположность травянистой растительности тех же долин, между которой большая часть принадлежит к европейским формам, древесная растительность имеет иной характер. Из 36 найденных здесь мной пород деревьев и кустарников только 7 оказались общими с нашей среднерусской равнинной растительностью, а именно: береза (Betula alba), черемуха (Prunus padus), яблоня (Pyrus malus), рябина (Pyrus aucuparia), куманика (Rubus caesius), наша лесная жимолость (Lonicera xylosteum) и красная ива (Salix purpurea). Остальные древесные породы, найденные мной в Заилийском Алатау, принадлежат к чуждым нам формам, имеющим свой центр распространения в среднеазиатском нагорье, а именно в Джунгарии. Из них 9 не выходят из пределов Джунгарии, но 10 общи ей со всей алтайско-саянской горной системой, а 2 из них достигают через Сибирскую равнину субполярных местностей Сибири и даже Европейской России; наконец, 8 пород появляются и на Кавказе.
