Третьим скептически настроенным был мосье Лекуа, который не упускал случая, посмеиваясь, шепнуть на ухо шерифу, что более великолепного боевого отряда ему не доводилось видеть и что отряд этот может уступить разве только мушкетерам "доброго Людовика".
Но на этот раз миссис Холлистер, угадав, по-видимому, что предстоят наконец настоящие боевые действия, занялась своими приготовлениями к этому событию, и голоса ее никто не слышал; Бенджамен, как известно, и вовсе отсутствовал, а мосье Лекуа был слишком счастлив, чтобы осуждать своих ближних, и потому темплтонский отряд избежал критики и нелестных сравнений в тот памятный день, когда он особенно нуждался в поддержке, чтобы быть уверенным в себе. Что касается Мармадьюка, то говорили, будто он снова заперся с мистером Вандерсколом, и, таким образом, ничто не препятствовало действиям войска.
Ровно в два часа воины все, как один, начав с правого фланга, где стоял заслуженный ветеран капитан Холлистер, вскинули ружья на плечо, и это движение повторила вся шеренга до левого фланга. Когда все мушкеты оказались в нужном положении, капитан отдал приказ:
— Левое плечо вперед, шагом марш!
Поскольку этим новичкам в военном деле предстояло немедленно отправиться на встречу с врагом, нельзя утверждать, что приказ был выполнен с обычной для них точностью, но, когда оркестр заиграл вдохновляющую мелодию "Янки Дудл", а Ричард и мистер Дулитл решительно направились впереди всех по улице, капитан Холлистер бодро повел за ними свой отряд: ветеран шел, вскинув голову под углом в сорок пять градусов; на макушке у него красовалась низенькая треуголка, свою огромную драгунскую саблю он держал в правой руке, а длинные стальные ножны волочились за ним по пятам, даже своим позвякиванием выражая воинственность. Немалых усилий стоило добиться, чтобы все шесть подразделений шли ровно, но к тому времени, как они подошли к мосту, отряд был, казалось, в полном порядке и начал подниматься в гору, направляясь к ее вершине. Расположение боевых сил несколько изменило лишь то обстоятельство, что шериф и магистрат дружно пожаловались на одышку, которая постепенно привела обоих джентльменов в самый арьергард отряда. Едва ли стоит перечислять здесь все подробности продвижения ополченцев. Надо лишь сказать, что командование распорядилось выслать вперед разведчиков, и те, вернувшись, доложили, что враг не только не отступил, как это предполагалось, но, по-видимому узнав о готовящемся нападении, укрепляет позиции и собирается защищаться до последней капли крови. Эти известия, естественно, отразились не только на планах командования, но и на физиономиях воинов: бравые молодцы переглядывались с несколько обеспокоенным видом, а Хайрем и Ричард отошли в сторону и стали совещаться.
Тут к отряду присоединился Билли Керби, который с топором под мышкой шел по дороге как раз на таком же расстоянии впереди своей упряжки, какое отделяло капитана Холлистера от его войска во время подъема на гору. Билли немало удивился, увидев перед собой вооруженный отряд, но шериф поспешил воспользоваться столь мощным подкреплением и немедленно потребовал помощи лесоруба. Билли слишком уважал мистера Джонса, чтобы ослушаться его распоряжения, и в конце концов было решено, что именно Уильям Керби отправится во вражескую крепость с приказом сдаться, прежде чем власти будут вынуждены прибегнуть к крайним мерам.
Отряд теперь разделился: часть его капитан повел через Гору Видения, с тем чтобы подойти к пещере слева, остальные же, под командованием его помощника, стали заходить к ней справа. Мистер Джонс и доктор Тодд — ибо и хирург находился здесь же — вскоре появились на скалистой площадке как раз над крепостью врагов, хотя и вне поля их зрения. Хайрем счел такое приближение слишком рискованным и потому, пройдя вдоль по склону вместе с Билли Керби, остановился на почтительном расстоянии от крепости и спрятался за деревом. Большинство вояк обнаружили исключительную точность глазомера — каждый устроился так, чтобы между ним и осажденными непременно находился какой-либо предмет, и только двое со стороны нападающих остались на виду у врага: с одного края пещеры — капитан Холлистер, а с другого его края — лесоруб Керби. Старый ветеран стоял, храбро повернувшись лицом к крепости, держа саблю в одном неизменном положении и твердо уставившись на врага своим единственным глазом, s то время как поза Билли выражала безмятежное спокойствие и полную непринужденность: высоченный лесоруб стоял сложа руки на груди и держа топор под мышкой — он умел, подобно его быкам, отдыхать стоя.
Пока враждующие стороны еще не обменялись ни единым словом. Осажденные нагромоздили перед входом в пещеру обгоревшие стволы и сучья, устроив таким образом небольшой полукруглый вал. Фортификацию эту отнюдь нельзя было назвать пустяковой, так как во все стороны от вала спуск был крутой и скользкий и подступы с фронта были весьма затруднены, да к тому же с одного края крепость защищал Бенджамен, а с другого — Натти. Получив свое задание, Керби стал спокойно подниматься по горе, выбирая дорогу с таким невозмутимым видом, словно шел к очередному участку, предназначенному на вырубку. Когда он оказался в сотне шагов от крепости, из-за вала высунулось длинное дуло знаменитого ружья Кожаного Чулка и раздался громкий голос охотника:
— Не подходи. Билли Керби, не подходи, говорю! Я тебе зла не желаю, но, если кто из вас подойдет хоть на шаг ближе, прольется кровь, уж этого не миновать. Да простит бог того, кто на это решится, но так оно и будет.
— Да ты не ворчи, старик, послушай лучше, что я тебе скажу, — миролюбиво ответил лесоруб. — Меня все эти ваши дела не касаются, я только хочу, чтобы все было по справедливости. Мне наплевать, кто тут из вас кого одолеет, но вон за тем молодым буком стоит сквайр Дулитл, — так вот, он просил меня пойти и сказать тебе, чтоб ты сдался властям, только и всего.
— А, я вижу этого негодяя, вон его камзол! — с возмущением закричал Натти. — Пусть только высунет хоть палец — моя пуля его не пропустит, я уж дам о себе знать. Уходи, Билли, по-хорошему, прошу тебя. Ты знаешь, как я умею целиться, а я ведь тебе худа не желаю.
— Уж очень ты расхвастался, Натти, — проговорил лесоруб, прячась за ближайшую сосну. — Не хочешь ли ты сказать, что сумеешь пристрелить человека через ствол толщиной в три фута? Да я могу завалить на тебя это дерево в десять минут и даже того быстрее. Так что будь-ка повежливее, я, думается, делаю все по закону.
Лицо Натти выражало бесхитростную прямоту, и, хотя видно было, что старик шутить не собирается, не оставалось сомнения в том, что доводить дело до кровопролития он не хочет. В ответ на речи лесоруба Натти крикнул:
