Каюта стала похожа на школьный класс: мичманы расселись на принесенных из кают-компании табуретках за импровизированными столами с чернильницами и перьями и принялись переписывать составленные Хорнблауэром черновики приказов. Сам Хорнблауэр метался между ними, как белка в колесе, отвечая на вопросы.
— Простите, сэр, я не могу прочесть это слово.
— Простите, сэр, мне начать с красной строки? Это тоже способ кое-что разузнать о своих подчиненных, различить отдельных людей в том, что прежде представлялось ему безликой массой. Одним постоянно требовалась помощь, другие схватывали на лету. Один особенно тупой мичман написал несусветную чепуху.
— Черт возьми, — сказал Хорнблауэр, — неужели хоть один сумасшедший мог бы сказать такое, а тем более написать?
— Я так понял, сэр, — упорствовал мичман.
— Господи, помилуй! — в отчаянии воскликнул Хорнблауэр.
Но у этого мичмана оказался самый красивый почерк, и Хорнблауэр поручил ему писать начало приказов:
Его Величества судно «Атропа», в Детфорде
6 января 1806 года
Сэр,
Властью, данной мне Адмиралтейским советом…
Другие продолжали с этого места, и так выходило быстрее. Наконец было написано девяносто приказов и их копии, к полуночиих разослали. На каждую шлюпку и барку кое-как наскребли матросов и унтер-офицеров, а также питание для них. Всем разослали инструкции: «Вы проследуете семнадцатыми непосредственно за баркой Главнокомандующего военно-морскими силами в Hope и непосредственно перед баркой Благочестивой Компании Рыботорговцев».
В два часа пополуночи Хорнблауэр в последний раз увиделся с мистером Паллендером. Выйдя от него, он зевнул и решил, что сделал все. Нет, впрочем, надо произвести одну замену.
— Мистер Хоррокс, вы со мной и с телом отправитесь на первой барке. Мистер Смайли, вы будете командовать второй баркой, предназначенной для главного плакальщика.
Хоррокс был самым тупым мичманом, Смайли — самым толковым. Вполне естественно, что Хорнблауэр поначалу решил взять с собой Смайли, но, воочию оценив тупость Хоррокса, предпочел приглядывать за ним лично.
— Есть, сэр.
Хорнблауэру показалось, что Смайли рад вырваться из-под непосредственного надзора, и поспешил его огорчить:
— Вашими пассажирами будут четыре капитана и восемь адмиралов, мистер Смайли, — сказал он, — включая Адмирала Флота сэра Питера Паркера и лорда Сент-Винсента.
Радость Смайли мигом улетучилась.
— Мистер Джонс, я попрошу вас к шести часам утра прислать барказ с матросами к Гринвичскому причалу.
— Есть, сэр.
— А сейчас спустите, пожалуйста, мою гичку.
— Есть, сэр.
— До пяти я буду в «Георге». Посыльных отправляйте туда.
У Хорнблауэра оставались и семейные дела: Марии совсем скоро рожать.
Резкий западный ветер свистел в такелаже. Порывистый, отметил про себя Хорнблауэр, выходя на палубу. Если ветер не стихнет, барками нелегко будет управлять. Хорнблауэр спустился в гичку.
— К Детфордскому пирсу, — приказал он рулевому и поплотнее закутался в плащ — после жаркой от свечей, ламп и множества людей каюты ему стало холодно. Он прошел по пирсу и постучался в гостиницу. Окошко рядом с дверью слегка светилось, в его комнате наверху тоже горел свет. Дверь открыла хозяйка.
— А, это вы, сэр. Я думала, повитуха. Я только что послала Дэви за ней. Ваша супруга…
— Дайте пройти, — сказал Хорнблауэр.
Мария в халате ходила по комнате. Горели две свечи, и тени от балдахина над кроватью зловеще двигались по стене. Хорнблауэр вошел.
— Милый! — воскликнула Мария. Хорнблауэр обнял ее.
— С тобой все в порядке, дорогая? — спросил он.
— Да, н-надеюсь.. Это только что началось, — сказала Мария.
Они поцеловались.
— Милый, — сказала Мария, — какой ты добрый, что пришел. Я… я так хотела видеть тебя, пока… пока не пришло время.
— Доброта тут не при чем, — ответил Хорнблауэр. — Я пришел просто потому, что хотел придти. Я хотел тебя видеть.
— Но ты так занят. Ведь процессия сегодня?
— Да, — сказал Хорнблауэр.
— И сегодня же родится наш ребенок. Девочка, дорогой? Или еще один мальчик?
— Скоро узнаем, — сказал Хорнблауэр. Он знал, кого хочет Мария. — Кто бы это не был, мы будем любить ее — или его.
— Будем, — сказала Мария.
Это слово она выговорила с заметным усилием, лицо ее напряглось.
— Как ты, дорогая? — озабоченно спросил Хорнблауэр.
— Всего лишь схватка. — Мария улыбнулась, но Хорнблауэр отлично знал, что улыбка ее вымученная. — Пока они еще идут редко.
— Как бы я хотел тебе помочь! — сказал Хорнблауэр, повторяя то, что говорили до него бесчисленные миллионы отцов.
— Ты помог мне уже тем, что пришел, милый, — ответила Мария.
В дверь постучали, и вошла хозяйка с повитухой.
— Ну, ну, — сказала повитуха. — Значит, началось? Хорнблауэр внимательно оглядел ее. Она была не особенно опрятна, но по крайней мере трезва, и щербатая улыбка казалась доброй.
— Мне надо осмотреть вас, мэм, — сказала повитуха и нрибавила: — Джентльмену придется выйти.
Мария взглянула на мужа, изо всех сил стараясь держаться бодро.
—Мы скоро увидимся, — сказал Хорнблауэр с таким же усилием.
Он вышел из спальни, и хозяйка тут же принялась хлопотать.
— Может выпьете бренди, сэр? Или стаканчик рому, горяченького?
— Нет, спасибо.
— Молодой джентльмен спит. С ним одна из служанок, — объяснила хозяйка. — Он не плакал, совсем не плакал, когда мы сносили его вниз. Такой хорошенький мальчуган, сэр.
— Да, — кивнул Хорнблауэр. Вспомнив о сыне, он улыбнулся.
— Вам лучше пройти в гостиную, сэр, — сказала хозяйка. — Огонь в очаге еще не погас.
— Спасибо, — ответил Хорнблауэр и взглянул на часы.
— Господи, как время бежит.
— С вашей супругой все будет хорошо, — сказала хозяйка с материнской нежностью. — Ручаюсь, это будет мальчик. Я сразу определила — по форме живота.
— Может быть, вы правы, — ответил Хорнблауэр и опять взглянул на часы. Пора одеваться.
— Теперь я вот о чем попрошу вас, — сказал он и замолчал, пытаясь отвлечься от мыслей о Марии и от одолевшей его усталости. Потом начал, загибая пальцы, перечислять, что нужно принести из спальни. Черные бриджи и чулки, эполет, парадную треуголку, шпагу и траурную повязку.
— Я все принесу, сэр. Можете переодеться здесь — в такое время никто вас не побеспокоит.
Она ушла и вернулась с охапкой одежды.
— Надо же, совсем вылетело из головы, что сегодня похороны, сэр, — сказал она. — Всю прошлую неделю только о них и говорили. Вот ваши вещи, сэр.
Она внимательно посмотрела на Хорнблауэра.
— Вам стоит побриться, сэр, — продолжала она. — Если ваша бритва на корабле, можете взять у моего мужа.
Кажется, стоит только упомянуть о детях, в каждой женщине просыпается мать.
— Очень хорошо, — сказал Хорнблауэр. Он переоделся и снова поглядел на часы.
— Мне пора уходить, — сказал он. — Не могли бы вы узнать, можно мне зайти к жене?
— Я и так вам скажу, что нельзя, — ответила хозяйка.
— Вы бы только слышали…
Видимо, чувства Хорнблауэра ясно отразились на его лице, потому что хозяйка поспешно добавила:
— Через час все кончится, сэр. Не могли бы вы подождать?
— Подождать? — повторил Хорнблауэр, снова глядя на часы. — Нет, не могу. Я должен идти.
Хозяйка от свечи на камине зажгла его фонарь.
— Боже милостивый, — сказала она. — Вы прямо как картинка. Но на улице холодно.
Она застегнула верхнюю пуговицу его плаща.
— Не хватало вам простудиться. Ну вот. Главное, не волнуйтесь.
Хороший совет, думал Хорнблауэр, шагая вниз к реке, но самому лучшему совету иногда нелегко последовать. Он увидел свет на шлюпке у причала и какое-то шевеление в ней. Видимо, команда гички поручила кому-то одному поджидать капитана, остальные же примостились вздремнуть, где придется. Им, конечно, тесно и неудобно, но все равно лучше, чем ему. Хорнблауэр, дай ему такую возможность, заснул бы на ватерштаге «Атропы». Он шагнул в гичку.
