Ближе к вечеру Педро вернулся на мостик. «Андрес II» приближался к самому узкому месту Юкатанского пролива, где теплое великое течение Гольфстрим начинало свой бег и где было природой разбросано множество опасных подводных банок и коралловых рифов. «Тому, кто всем своим существом не связан с морем, не понять нескончаемых его прелестей: несравненной красоты, нежной ласки и дикой мощи, — размышлял он. — Понять и оценить сладость музыки моря, его пьянящих ароматов дано не каждому. Вот моей Каталине повезло. Она поплавала. Думает ли она сейчас обо мне? Андреса я научу любить море! Вначале помогу ему понять суть и сладость мелодий, что рождаются, когда волны накатываются на сушу. Земля шепчет слова неведомого таинства. И шелест откатной волны, отдавшей себя земле, чудодейственная сила, сообщающая земле особую благодать».
Утром фрегат вошел в устье реки, и Успех сразу принялся дико лаять. Его интуиция вызывала изумление у всех. Фрегат прошел всего три мили и за небольшим поворотом ее русла столкнулся с фрегатом пушек в сорок, не более, без опознавательных знаков на мачтах. На фок-мачте «Андреса II» немедленно развернулось несколько флагов, которые запрашивали принадлежность судна. В ответ с его палубы донесся звук боцманской дудки, означавший: «Свистать всех наверх! По местам стоять! К бою изготовиться!»
Де ла Крусу и не надо было отдавать приказа, как Добрая Душа засвистел в свою дудку. Многие из членов экипажа, которые любовались поросшими густым лесом берегами, бросились по своим каютам за оружием.
— Разорви меня гранатой! Попади в меня ядро! Это фрегат Душегуба! — закончив свистеть, прокричал старший боцман.
— Он ждет своей очереди. Не далее как в двух милях ниже стоит под погрузкой небольшой бриг. Англичане! На палубе никого. Ушли на шаландах за кампешевыми стволами, — отняв от глаз подзорную трубу, сообщил Хорхе.
— Когда Душегуб с саблей в руке, а он с ней почти никогда не расстается, опасно попадаться ему на дороге. В ярость он приходит часто и тогда одним ударом разваливает тело бедняги надвое. Он считается самым смелым и кровожадным человеком на Ямайке и на Багамах. Трусит, боится только Чернобородого. У населения одно упоминание имени Говарда — Человека-Кошки, вызывает бледность в лице и озноб в теле, — закончил говорить Добрая Душа, а все, кто был на палубе, услышали слова пиратской песни, доносившейся с английского фрегата:
Мы пираты — славный народ!
Знаем одно лишь — вперед и вперед!
Капитан — наш первый и главный герой.
За ним хоть куда, как пчелиный рой!
В бой! В бой! И победа за нами!
— Слышу пьяные голоса, — сказал Аугустин, стоявший у бизань-мачты со своей мачтовой командой.
— Естественно! Они в простое. Работы нет, значит, надо пить, — заметил Санчес со шканцев, где пребывал во всеоружии во главе абордажной партии. — Ничего! Легче будет им уходить в мир иной!
— Предстоит принять бой! Всем по местам стоять! — прокричал де ла Крус. — Лучших стрелков на марсы! Огонь по тем, кто на мостике! Меркурий, залп картечью! Поднять абордажные сетки!
Сетки были установлены на «Андресе II» над фальшбортом, для затруднения проникновения противника на те части судна, которые неудобны для отражения атаки.
— Идем на свалку! Рулевой, право руля! — продолжал отдавать команды де ла Крус, а над палубой пронесся радостный клич. Абордажная партия была готова к рукопашному баю. — Приготовить абордажные крючья! Рулевой, держать прямо на фрегат!
Бартоло принес и вручил капитану его личное оружие и шпагу.
Первый залп прозвучал со стороны противника, но урон от него был незначителен. «Андрес II» шел к пиратскому фрегату носом, потому многие ядра пролетели мимо. А вот оба точных выстрела Меркурия из угонных пушек прервали песню пиратов и вызвали у них рев негодования.
Де ла Крус подскочил к штурвалу и сам развернул фрегат чуть боком. Бомбардиры под началом брата Меркурия только и ждали этого маневра. Дружный залп из орудий всего борта обсыпал палубу пиратов картечью, нанеся им, собравшимся врукопашную отразить атаку корсаров, значительный урон.
Борт «Андреса II» оказался крепче. Треск фрегата Душегуба вызвал у него поток такой нецензурной брани, которая знакома лишь пиратам да портовым грузчикам.
Сцепку молодчики де ла Круса провели не ударив лицом в грязь, и сразу палуба Душегуба заполнилась до отказа людьми, разившими друг друга на смерть. Санчес, понимая, что предстоит еще захватывать бриг, отдал своим подчиненным приказ не столько брать в плен пиратов, сколько вести с ними борьбу на поражение.
— Да поможет мне сейчас богиня разума Афина Паллада, славная дочь Зевса, — серьезнее, чем обычно, произнес Медико и отправился в свои лазарет.
Звуки выстрелов, скрежет сабель, ругань и нечеловеческие вопли — все смешалось в ад, который только способны устраивать люди. Очень скоро по толстым брускам ватервейсов заструились за борт алые струи. Раненые и убитые лежали вперемешку. Де ла Крус не спускал глаз с Душегуба, который не решался покинуть свой мостик. Наконец, когда стало ясно, что пираты проигрывают и необходимо поднять их дух, Человек-Кошка с саблей в руке, парой пистолетов за поясом и шпагой в портупее сбежал на шканцы и тут же уложил двух молодых корсаров. Педро перемахнул оба борта, предстал перед Душегубом и потребовал бросить саблю и обнажить шпагу. Видя, что помощи ему ждать неоткуда, и повинуясь старому правилу, Душегуб выхватил шпагу. Однако при этом успел подмигнуть своему старшему помощнику. Де ла Крус не понял, на что это намекал таким образом Душегуб, но времени тратить понапрасну не стал. Не прошло и минуты, как Человек-Кошка был сражен. Тут же следом послышался крик боцмана пиратов: «Спасайся, кто может!», и те, кто еще держался на ногах, принялись прыгать за борт, рассчитывая на то, что берег близко.
Видя, что Добрая Душа и Санчес делают то, что требуется, де ла Крус вернулся на свой корабль.
— Сколько человек мы потеряли? — спросил капитан у хромого голландца, который еще год назад плавал на отменном пиратском фрегате «Утрехт», а ныне исправно исполнял обязанности помощника лекаря на корсарском судне. После одного из боев Медико видел, как этот пират с поврежденной ногой, не думая о себе, помогал своим товарищам, страдавшим от ран, потому и испросил разрешения у де ла Круса предложить голландцу перейти на их корабль. Тот подумал и согласился. Теперь он был признателен и Медико, и капитану.
— В лазарете у нас двенадцать человек, но будет больше. Их обрабатывает доктор Медико. Погибло четырнадцать. Убит и… — голландец на миг замолк и опустил глаза, — убит, ваша честь, и славный шкипер Аугустин. Он охранял вас со спины, поскольку Бартоло кого-то доканчивал. Вы сражались на шпагах с капитаном пиратов, а один из жалких негодяев — должно быть, второй капитан — хотел выстрелить вам в спину. Шкипер прикрыл вас! Пуля угодила ему прямо в сердце. Тут как раз Бартоло своей палицей и разнес череп мерзавцу. Он подло преступил незыблемый закон.
