унижается, было бы из-за кого. Господи, и Ненил Васильна выбежала. Бог своих не дал, вот и носятся с прохиндеем великовозрастным, души не чают… Потом идут они двое между замочных скважин и молчат. Запираются в своей комнатёшке и друг другу ни слова.
Майор Запылаев положил трубку, погладил свой «внутренний заём» и насупился: что ж ему теперь с официальным документом делать?
– Оставлю на всякий случай. Жильцы пожалуются. Стёкла придётся тебе вставить. Договорились?
Я кивнул. Ничего, сквозь землю не провалился, только лицо как будто пятнами пошло.
– Я идти могу?
– Мотай! Хотя подожди, Лунёв с Макарычевым тебя отвезут, а то ещё где-нибудь попадёшься, снова придётся Бабилова будить.
Тут как раз и подъехали Лунёв с Макарычевым – злые как бесы. Макарычев платком ссадину зажимал на щеке, а Лунёв высыпал майору Запылаеву на стол гильзы от пистолета – штуки четыре, – оказывается, в международный конфликт им пришлось вмешаться, возле Интерклуба англичане подрались с канадцами.
– Весёлая ночка! – сказал майор Запылаев. – А придётся ещё, Макарычев, съездить, бича в общежитие свезёшь.
Лунёв поглядел на меня зверем.
– Так и будем, значит, работать? Мы задерживаем, а ты выпускаешь.
– Видишь, какое дело, Лунёв. Чем ты его воспитывать собираешься? Метлу в руки дашь – улицу подметать? Это ему приятный отдых. А вот он завтра в море идёт, в восемь утра, это проверено, так лучшей меры мы с тобой не придумаем. И рыбы мы тоже не наловим для государства, Лунёв…
– Пусть отдохнёт Макарычев, – сказал Лунёв, – сам свезу.
По дороге я Лунёва попросил подождать, зашёл в один знакомый двор и постоял там, задрав голову. Окошко на четвёртом этаже погасло. Я вернулся и сел в коляску.
Лунёв меня довёз, разбудил вахтёршу и на прощанье помахал мне рукой.
– Всё хреновина, не огорчайся.
Про деньги ему сказали.
– Спасибо, – говорю.
– Счастливо в море!
Я пришёл, скинул только куртку и тут же повалился на койку – лицом вниз. Заснул без снов, без памяти, как младенец.
10
Вахтёрша своё дело знала. Если кому в море идти, она всю общагу перевернёт, но тебя и мёртвого поставит на ноги. Постоишь, покачаешься – и оживёшь. Но уж соседям, конечно, не улежать. Все мои четверо проснулись, поглядели на чёрные окна и задымили в четыре рта. Сочувствовали мне. Шутка сказать – вместе неделю прожили! Тем более нам в одной компании уже не встретиться. Сегодня же на моё место другой придёт – как в том анекдоте: «Спи скорей, давай подушку».
Они себе покуривали, а я собирался. Чемоданчик ещё был крепкий, две пары белья на смену, три сорочки и галстук, и шапка меховая, и золотые часики, а пальто и костюм я на хранение решил оставить – одолжил у соседей иголку и химический карандашик, зашил в мешковину и написал: «Шалай С.А. Ждать меня в апреле. СРТ-815 “Скакун”». Вот всё, что я нажил. И ещё курточка. Ну, с ней ничего не сделалось, и кровь хорошо замылась, никаких следов. Да, вот и пачка осталась «Беломора», на сегодня хватит, а завтра можно и в кредит брать в лавочке у артельного. А если сегодня и вправду отойдём, то и деньги мне ни к чему, сами понимаете. Вот если б они были, тогда другое дело. Ну, ладно, что теперь говорить.
– Счастливо, негритята!
– Тебе счастливо, дикарь.
– Встретимся в море?
– Возле Фарер.
Мы посидели, как водится, и я всем пожал лапы – ещё тёплые, вялые со сна.
Сколько же раз я уходил отсюда? Дайте вспомнить. Ну, не из этой комнаты, все они на один лад: пять коек с тумбочками, стол под газеткой, потресканное зеркало на стене и картина – люди спасаются на обломке мачты, а на них накатывает волнишка, баллов так на десять – чёрта лысого спасёшься! На другой стене – пограничный дозор в серых скалах вглядывается в серое море, старшина ладошку приставил ко лбу – бинокль у него, наверно, в воду свалился. Да, без воды нам, конечно, не обойтись на берегу. Ладно, пускай висят. А я пошёл.
На выходе вахтёрша меня остановила:
– Погоди, сынок, у тебя за семь суток не уплочено.
Вот этого я не учёл Семь дней – это, значит, семьдесят копеек. Я вынул свои сорок. Она поглядела на меня поверх очков, вздохнула.
– У соседей не мог одолжить?
– Меньше десятки занимать – несолидно.
– Ладно, сама за тебя заплачу. Упомнишь?
– Забуду. Вы напомните, пожалуйста.
– Постой, я тебе пропуск выпишу.
Я показал ей, что у меня в чемоданчике, а пропуск порвал и кинул в плевательницу. Кому же его показывать? Той же вахтёрше.
– До свиданья, мамаша.
– Ступай, счастливо тебе в море.
Была ещё самая ночь, когда я выходил, со звёздами. Я пошёл по тропке, вышел на набережную. Порт переливался огнями, до самых дальних причалов, вода блестела в ковшах [19], и весь он ворочался, кипел, посапывал, перекликался тифонами и сиренами, и отовсюду к нему спешили – толпами, врассыпную, из переулков, из автобусов.
На углу Милицейской я остановился. Четверть десятого было на моих. Она уже там, на работе. Она минута в минуту приходит. Не то что я к отходу. Монеты у меня для автомата не было, но я зато способ знаю.
Подошёл там к трубке мужчина.
– Нельзя, – говорит, – она в лаборатории. И мы по личному делу…
– Ах, какая жалость! Тут к ней брат приехал…
– Из Волоколамска?
Так и есть, нарвался я на очкарика.
– Ну, нельзя – не зовите. Только передайте: тот самый звонил, ему сегодня в море, просил её прийти на причал. – Я ему сказал, какое судно и как найти причал. – Запомните?
С кем-то он там пошептался и ответил:
– Хорошо, я постараюсь.
– Вы-то не старайтесь, пусть она постарается.
– Она… по-видимому, придёт. Если сможет. Больше ничего?
– Нет, спасибо.
Так мы с нею и пообщались.
Мне ещё нужно было в кадры – это рядом, на спуске: избёнка в один этаж, стены внутри голубые, облупленные, карандашами исписанные вкось и наискось, увешанные плакатами: «Рыбак! Не выходи на выметку без ножа», «Не смотри растерянно на лоно вод, действуй уверенно, используй эхолот!», «Перевыполним план по улову трески на трамтарарам процентов!» Пять или шесть окошек выходят в коридор – в такое окошко лица не увидишь, только руку просовываешь с документами. И народ здесь толчётся с утра до ночи, – кажется, век не пробиться. Но это кажется.
Я вломился в коридор и заорал с порога:
– Бичи, пустите добровольца!
Расступились. Девица даже выглянула из окошка.
– Это ты доброволец?
– Я. Выдай мне билетик на пароход.
– Выбирай любой.
