Тем временем японских воинов, успешно отразивших первую атаку захватчиков, постепенно охватывала уверенность в победе. Они осмелели и стали нападать на отдельно стоящие суда. Под покровом ночи десятки небольших лодчонок с пятью-шестью воинами выскальзывали из бухт, подходили к кораблям, воины взлетали на палубы и устраивали настоящую резню. В конечном счете все они гибли, и утром волны выбрасывали на берег их обезглавленные и обезображенные тела, но защитников острова это нисколько не останавливало. Наступала ночь, и следующий корабль подвергался еще более ожесточенному штурму. Головы нападавших монголы оставляли в качестве трофеев. Дабы обезопасить себя от атак, кораблям пришлось теснее подойти друг к другу. Тимур пошел на хитрость — подвел свой корабль почти к самому берегу. Уловка сработала — в первую же ночь японцы клюнули на приманку, к судну подошла лодка со штурмовой группой, и все нападавшие полегли под ударами мечей и копий.
В стратегическом плане победы в ночных боях монголам ничего не давали, но зато поднимали боевой дух застоявшихся воинов. С момента выхода из Пусана они уже три месяца находились на кораблях, сидели в тесных трюмах. Заканчивался провиант, корабли начинали гнить, постоянные вспышки холеры и дизентерии косили ряды армии вторжения. Тимур ждал прибытия остального флота, с появлением которого, он верил, все разом изменится. Опытным дисциплинированным китайцам не составит большого труда разбить малочисленные, слабо вооруженные группы самураев. Им бы только высадиться на берег в достаточном количестве. «Если флот с Янцзы подойдет, конечно», — мрачно подумал Тимур.
Утро следующего дня выдалось ясным и солнечным, с юга дул легкий бриз. С кормы своего мугуна, вспомогательного корабля, капитан Йон обводил взглядом берег, покрытый толпами народа. Корейский флот являл собой впечатляющее зрелище. Почти девятьсот самых разных судов растянулись вдоль всего залива. Основную их часть составляли широкие массивные джонки, к ним примыкали лодки поменьше. Отдельные суда, как у капитана Йона, достигали в длину восьмидесяти футов, большинство же не превышало и двадцати. Все корабли и лодки были построены специально для вторжения в Японию. Тем не менее при всей своей внушительности Восточный корейский флот должен был показаться японцам карликом по сравнению с приближающейся с Янцзы армадой.
В половине четвертого пополудни с мачты послышался голос дозорного, и вскоре вся гавань наполнилась радостными криками и грохотом барабанов. На горизонте показались точки кораблей Южного флота, медленно приближавшихся к японскому берегу. С каждым часом точки увеличивались. Сначала они превратились в сплошную линию, а затем, казалось, все море покрылось кораблями и лодками под кроваво-красными парусами. Более трех тысяч судов, несших на себе сто тысяч воинов, появились из Корейского пролива. Подобные силы участвовали во вторжении только семь веков спустя, в Нормандии.
Издали трепещущие красные паруса напоминали волны кровавого ветра. Всю ночь и половину следующего дня, флотилия за флотилией, китайские джонки входили в залив и занимали позиции вдоль берега. Военачальники приглядывали места, удобные для высадки. Сигнальные флаги реяли на мачте самой большой джонки, где монгольские и китайские генералы разрабатывали план нового вторжения.
Стоя за каменными стенами береговых укреплений, японцы в ужасе глядели на поражающий своей численностью флот. Мощь его превосходила решимость защитников острова. Многие пали духом и обратились к молитве, отчаянно прося у богов защиты и помощи. Даже самые бесстрашные самураи признавали невозможность долгого сопротивления.
В это же время в тысячах миль к югу от острова собиралась другая сила, куда более грозная, чем флот Хубилай-хана. Набирал мощь вихрь из ветра, дождя и поднятой вверх морской воды. Страшный тайфун образовался, как и многие другие, в теплых водах Тихого океана, недалеко от Филиппин. Породил его сильный фозовой дождь, в результате которого окружающий его фронт высокого давления разрядился и теплый воздух смешался с холодным. Всосав теплый воздух с поверхности океана, вихревые потоки в конце концов превратились в бурю. Набирая силу, она понеслась над морем и вскоре выросла в сокрушающий тайфун. Столб дикого вихря вздымался к небу, скорость его постоянно росла, пока не превысила сто шестьдесят миль в час. Супертайфун, как их называют сегодня, шел строго на север и вдруг непонятно по какой причине сменил направление и двинулся на северо-восток, точно в сторону южных островов Японии, туда, где сконцентрировался монгольский флот.
Мысли генералов и капитанов флота вторжения были заняты одним — высадкой. Никто из них не обратил внимания на вдруг посвежевший ветер. Все суда собирались приближаться к берегу.
— Получен приказ переместиться южнее, — сообщил Йон, кивнув в сторону головного корабля эскадры, на мачте которого заиграли сигнальные флаги. — Первая группа высадилась и расширяет плацдарм для подхода кораблей. Мы поплывем вслед за китайской флотилией, выйдем из залива Хаката и подготовимся к высадке подкрепления.
— Наконец-то мои воины почувствуют под ногами твердую землю, — отозвался Тимур. Как все монголы, он привык сражаться на суше, верхом. Высадка с моря была для монголов тактикой незнакомой, отработанной второпях совсем недавно, поскольку только таким образом можно было захватить Корею и южный Китай.
— Скоро, очень скоро, вы окажетесь на суше и вступите в бой, — заверил Тимура капитан, наблюдая, как матросы вытягивают каменный якорь.
Настороженно поглядывая на быстро темнеющий горизонт, Йон повел свой корабль вслед за китайской флотилией, вышел из залива Хаката и направился вдоль берега на юг. Появившееся вскоре небольшое облачко быстро разрослось и в конце концов заволокло все небо. Как только темнота окутала флот, подул ветер, море заволновалось и заморосил частый дождь. Постепенно он перешел в сплошной ливень. Струи его хлестали по бортам, заливали палубу. Корейские капитаны поняли, что надвигается шторм, и начали отводить свои суда от берега. Китайцы, не знавшие признаков бури и не умевшие действовать в открытом море, продолжали стоять недалеко от берега.
Тимур не мог заснуть в болтающейся койке и вышел наверх. Восемь его воинов стояли, перегнувшись через борт. От сильной качки их выворачивало наизнанку. В угольной черноте ночи повсюду над водой плясали слабые огоньки свечных корабельных фонарей. Большинство судов оставались скреплены цепями, Тимур видел, как фонари на них одновременно взмывали и падали под накатывавшими волнами.
