они тут же вскинули лапки вверх. Предатели… Господи, если ты даже родной сестре верить не можешь, то кому тогда можешь? Ну зачем, Боже, зачем ты это сделал?! – Леди внезапно схватила меня за плечи.
С ее шеи свесилась сплющенная пуля на шнурке. Вздрогнув, Идел притянула меня к себе и, уткнувшись лицом мне в рубашку, успокоилась. Еще полгода назад я бы испытал невыносимое отвращение, но сейчас мне было все равно. Рассудив, что раз ей нашлось на что упиться, значит, найдется на что и снять комнату, я со спокойной совестью обшарил ее карманы и вынул несколько монет. Одной рукой придерживая ее обмякшее тело, я хладнокровно обратился к хозяйке. И взглядом не наградив бездыханную Идел, она предложила комнатушку на одного человека. Насчет этого я не переживал – сколько ночей мы провели в обнимку в вельботе?
Я перетащил ее на второй этаж и, найдя нашу комнату, с кряхтением положил ее на не самую чистую постель. Она даже не шевельнулась. Доверив ее жизнь опытности ее организма, я лег рядом и уснул.
За ночь насладившись сполна хоть какими-то удобствами после долгих месяцев жизни в море, я потряс Леди. Она хрипло застонала и закрыла голову руками. Зная, что свисток точно разбудил бы ее, я свистнул. Дернувшись всем телом, Идел скатилась с койки.
– А-ай, собака!
– Извиняюсь.
– Боже, где мы? Что было?
Ее лохматая голова показалась над постелью.
– Ты устроила кутеж вчера. – Я решил не рассказывать Идел о ее вчерашних излияниях.
– Да? Ну я так и думала. Это ты каютку снял?
– Да. Взял деньги у тебя из кармана.
– Ты ограбил меня?! Ах ты негодяй, воспользовался моей беззащитностью! – шутя вскричала Леди, пихнув меня. Завязав отросшие волосы в привычный хвост, она повернулась ко мне.
– Ну и что теперь, господин Меткалф? Вернетесь в свое родовое поместье?
– Намереваюсь. А ты? – с напускной беспечностью спросил я, памятуя о ее словах.
– А что я… Продолжу заниматься тем единственным, что умею.
– Ты сейчас про морячество или бунт? – не преминул съязвить я.
Осекшись, Идел опустила взгляд.
– Не знаю. Ты, конечно, не одобряешь мою деятельность?
– А мне стоит? Несмотря ни на что, Идел, это ведь преступление.
Она задумчиво потеребила пулю на шнурке.
– Флакт, то что… я сделала, это… Ладно, неважно. Наверно, ты прав. Там видно будет.
Я обулся и мы направились к выходу. Утром трактир не так пестрел народом, как вечером. Как постояльцы, мы взяли поесть и сели за грязный стол. Леди, мурча от наслаждения, впилась зубами в косточку. Я привык к не такой утонченной пище, как в нашем особняке, но такой аппетит она у меня все еще не вызывала.
– И когда ты собираешься уезжать? – с набитым ртом спросила Идел.
– Когда пришлют деньги.
– Зачем?
– Ну как? Не могу же я проехать на судне зайцем.
– Зайцем нет, а членом команды? Зачем платить за проезд, когда можно добраться куда надо и получить за это деньги?
– Ох, спасибо, но что-то мне не улыбается перспектива переживать все это снова.
– И что? Неужели ты всю жизнь собираешься вот так? За счет родителей, за счет товарищей, но только не за свой?
– Да, это то, кто я есть, – перебил ее я, немного раздраженный ее упреками. – А кто ты?
Идел не ответила.
– Люди страшно любят задаваться вопросами, на которые нет ответа, – после минутного молчания заметила она.
С сытым вздохом откинувшись на спинку стула, Леди не глядя на меня продолжила:
– Ирен хороший пример. Вот увидишь ты ее дома, с маленькой дочкой на руках и любящим мужем рядом. Кто она? Конечно, ты скажешь – мать и жена. И будешь прав. А если я тебе скажу, что несколько лет назад она в потасовке оскопила какого-то матроса, кем она станет? Опасной малой, возможно, даже убийцей, так? Изменилась ли она? Черта с два, скажу я. Она и сейчас прекрасно может кого-нибудь прирезать, при этом ни капли не становясь меньше мамочкой.
Идел прервалась, чтобы глотнуть грога.
– Я прожила с ней всю жизнь, все эти чертовы 20 с лишним лет. И все это время она была мне сестрой, лучшим и единственным другом. Кто ж знал, что кроме того она еще и предатель? – Она задумчиво покрутила кружку. – Пытаться понять, кто ты или кто-то другой, не надо. Жизнь, она не в душе или сердце, а вокруг. Это единственное, что должно тебя волновать. А там глядишь и найдешь, что ты за человек.
Ее разглагольствования прервал крик здорового загрубелого работяги: “Кто хочет сыграть в покер?”
– Пойдем сыграем? – потянула меня Идел, но я вырвался.
– Нет!
– Что с тобой? Дилан сказал, что ты хороший игрок.
– Это не помешало ему меня обчистить и завербовать на “Людоеда”. В азартные игры я больше не играю!
– Да он просто мухлевал, потому и выиграл.
– Он… что?! – вскричал я.
– Да, Дилан скользкий типок. Но ему пришлось. Ладно, идем. Нам понадобятся деньги. Мы сыграем!
Игроки окинули нас оценивающим взглядом. Впечатление мы и впрямь создавали не самое грозное. Леди, несмотря ни на что, лишь на 4 года старше меня, а это сумма не солидная.
Игра началась. Сев напротив Идел, я почувствовал, как у меня вспотели ладони. Я обещал себе никогда больше не садиться за игорный стол. Но что еще могло со мной случиться?
Леди поставила Большой Блайнд, ее сосед – Малый. Нам раздали карты. Мне попались сильные. Взгляд скользнул по лицам игроков. Тот, что позвал нас играть, еле заметно улыбнулся. Его товарищ практически никак не изменился, но мне почудилось, что у него карты плохие. Идел мимолетно дернула бровью. Ее сосед повысил ставки. Я поддержал его. Один из соперников сбросил карты. Идел повысила ставку.
Выкинули первые три общие карты. У меня выходило каре. Соперник повысил ставки, но уже явно колеблясь. Я сделал то же. Леди сбросила карты.
Выложили предпоследнюю карту. Соперник повысил ставку. Я поддержал его.
Последняя карта. Удачная. Соперник повышает еще. Уловив сомнение на его лице, я удваиваю. Мы показываем карты. Я победил.
С ненавистью глядя на меня, проигравший опустошил свои карманы.
– Ну, смотри, маленький гаденыш, если ты нас обманул…
– А давай глянем, может, у него там своя колода? – визгливо предложил его уже глубоко пьяный товарищ.
Дуболом, хмыкнув, двинулся на меня, я вскочил, но между нами тут же встала Идел.
– Победители поставляются! – встрял я. – Зачем ссориться?
Я купил им выпивку, чтобы они успокоились и скоро проигравшие уже с надрывом просили у меня прощения. Мы расстались с миром и
