Пираты сгрудились у лестницы, ведущей на нижнюю палубу. Рене и Хвост с обеих сторон подпирали Сиплого, заодно защищая его ногу от нечаянных ударов. Лестница была узкая, и по ней Сиплому пришлось спускаться одному. Рене заметил, как перекосилось его лицо, когда старому пирату пришлось наступать на больную ногу.
В трюме было не протолкнуться, но Хвост быстро нашел свободную койку, согнал с нее хозяев, и они с Рене усадили на нее Сиплого, чтоб не перенапрягся перед боем, раз уж ему вожжа попала непременно в нем участвовать.
С палубы слышались крики и беготня, по левому борту стучали молотки и визжали пилы. Так продолжалось около часа, а потом все затихло и застыло в напряженном ожидании.
Рене весь извелся от любопытства. Наверху явно что-то происходило. Что-то интересное, такое, чего он никогда не видел и теперь вряд ли уже увидит. Можно было, конечно, сбегать к лестнице, подсмотреть или подслушать, и он несколько раз порывался это сделать, но смотрел на сидящего в койке Сиплого и оставался на месте. Если скомандуют «на абордаж», кто ему поможет? Хвост один не справится. Да и захочет ли?
— Не дергайся, пацан, — наконец сжалился над ним Сиплый. — Хочешь знать, что творится наверху? Не бей копытами, я тебе щас расскажу. Как раз сейчас Каракатица изображает из себя невинную испанскую овечку, сильно пострадавшую от вчерашнего шторма. Паруса спущены, на борту якобы пробоина, на флагштоке — испанский флаг. Как ты думаешь, что сделает Аламеда, когда увидит, что его соотечественники попали в беду?
— Подойдет поближе и спросит, не нужна ли помощь, — быстро сказал Рене, недоумевая, как же это он раньше не догадался, что к чему.
— Молодец, соображаешь, — похвалил Сиплый. — А что будет дальше, знаешь?
— Наши пойдут на абордаж? — предположил он.
— Пойдут, — согласился Сиплый. — Только не так быстро. Сначала поговорят, Каракатица пожалуется на судьбу и предъявит испанский патент. В общем, усыпит бдительность. И когда с «Инфанты» спустят лестницы, чтобы переправить нам доски, парусину и что он там еще у них выпросит, тогда наш капитан скомандует «на абордаж», и придет наша очередь действовать. Как тебе такой расклад?
— Неплохо! — широко улыбнулся совершенно успокоенный Рене. План ему понравился, и он не видел никаких причин для того, чтобы он не был реализован.
— Только вот будет ли там золото, — добавил ложку дегтя в его радужное настроение Хвост. — А то может получиться так, что мы за здорово живешь на Аламеду полезем.
— Да ладно тебе ныть! — в сердцах прикрикнул Сиплый. — На крайний случай корабль возьмем, за него хорошую цену дадут. Да и выкуп за самого Аламеду и его офицеров, если что пойдет не так, тоже можно потребовать.
— Ага, а потом всю жизнь бегать от испанцев, как кролики от собак!
— Все, заткнись, Хвост, последний раз предупреждаю! — уже по-настоящему разозлился Сиплый, и тот умолк.
* * *
Наверху еще некоторое время было тихо, а потом снова начались возня и беготня.
— Подходят, — глядя в потолок, сказал Сиплый.
Пираты, которые до этого переговаривались, замолчали. Кое-кто начал проверять, в порядке ли сабли и пистолеты, кто-то совал ножи за пояс либо прятал их за голенищами. Воздух сгустился, до отказа наполненный ожиданием, страхом, жадностью и непроизнесенными вслух молитвами. Впрочем, некоторые все же крестились и шевелили губами, прося заступничества у Пресвятой Девы.
Вдруг тишину разорвали пистолетные выстрелы, и хриплый голос Каракатицы, подхваченный лужеными глотками остававшихся на палубе матросов, проорал:
— На абордаж, сукины дети!!! На абордаж!!!
Пираты лавиной устремились к дверям, Рене, захваченный их энтузиазмом, хотел бежать за ними, но на его плечо опустилась рука Сиплого.
— Не торопись, сынок, поможешь!
Он тут же вспомнил про ногу друга, подставил ему плечо, и они вместе поспешили за основной человеческой массой. Хвост, как и предполагал Рене, убежал одним из первых.
А наверху времени не теряли. Пиратская шнява уже была надежно прижата к борту «Инфанты» с помощью абордажных крюков. Пираты по сброшенным самими же испанцами лестницам карабкались наверх. Их оттуда обстреливали солдаты Аламеды, но они все равно упрямо лезли, и их отвага вознаграждалась тем, что погибали далеко не все. Многие переваливались через борт и вступали в схватку, прореживая ряды тех, кто поливал пистолетным огнем их товарищей. Одну лестницу испанцам удалось обрубить, и поднимавшиеся по ней пираты упали в море.
Рене обернулся к Сиплому. Борт «Инфанты» был выше борта шнявы всего лишь на половину человеческого роста, и лезть было не высоко, но нога Сиплого не очень-то слушалась его в последнее время.
— Может, останешься? — с надеждой спросил он друга.
Тот, сжав зубы, отрицательно покачал головой.
— Помоги дойти, а там уж я сам.
Рене дотащил его до лестницы, в которую Сиплый вцепился, как в родную мать, а сам схватился за соседнюю. И по тому, как перекосилось лицо его матлота, сразу понял, что Сиплый не долезет. Однако тот еще сильнее сжал зубы и упрямо пополз вверх. Рене снизу подпирали, кто-то грубо выругался, чтобы не задерживал, и он птицей взлетел на борт фрегата. Перепрыгнул, огляделся, никого из испанцев поблизости не было. Решил, что несколько мгновений у него есть. Быстро перегнулся через борт и, вцепившись в рубашку Сиплого, с воплем вытащил его на палубу. Тяжелый, зараза. Оба упали. Сиплый, бледный до синевы, хрипло дыша, вытащил саблю.
— Дай тебе бог здоровья, сынок. А теперь вперед!
Кое-как поднялся и, сильно припадая на одну ногу, направился в самую гущу схватки. Рене, тоже сжав в одной руке саблю, а в другой пистолет, побежал следом за ним. Ну не мог он его бросить.
Почти сразу на Сиплого набросился испанский офицер. В блестящем шлеме, кирасе поверх красной рубашки, с острыми усами и бородкой клинышком. Рене выстрелил ему в лицо, и он упал. Сиплый недовольно зарычал и быстрее захромал к дерущимся. Рене сунул пистолет за пояс и хотел было бежать за ним, но тут его сбили с ног, он упал и откатился в сторону. На него тут же набросились два солдата с длинными шпагами, умело зажимая между богато украшенной резьбой рубкой и еще какой-то носовой постройкой, названия которой Рене не знал. Он отбивался изо всех сил, с ужасом понимая, что судьба столкнула его с хорошо обученными фехтовальщиками, а не с кое-как держащими в руках оружие матросами, как на присной памяти «Скромнице». Кое-как между ударами ему удалось распахнуть дверь постройки и некоторое время защищаться с ее помощью, то закрывая, то открывая ее, а потом он просто нырнул вниз, захлопнув ее за собой. Один из солдат последовал за ним, и Рене, воспользовавшись тем, что глаза того не сразу привыкли к полумраку, бросился вперед и воткнул саблю в незащищенную шею, прямо под подбородок. Тот обмяк и медленно повалился на пол. Рене еле успел выдернуть оружие, потому что на него почти тут же набросился вбежавший следом за первым второй. Рене отбил несколько ударов, но почувствовал, что не выдерживает, повернулся и побежал по темному коридору куда глаза глядят, слыша у себя за спиной тяжелое дыхание и лязганье кирасы испанца.
