– А зачем она мне? – удивился я. – Разве мой дом не здесь?
– Если это можно назвать домом, – сказал он и покачал головой. – Здесь тебя ничего хорошего не ждет, Джонни. Тебе лучше сбежать отсюда при первой же возможности. Я вот жалею, что не сбежал.
Мне этот разговор совсем не понравился, поскольку я испугался, что проснусь утром – и не увижу посапывающего рядом со мной Олли, однако возразить ему ничего не смог. Он провел в заведении на три года больше моего и лучше знал, что там к чему. Я в то время был невинным младенцем. Мистер Льюис еще не объяснил мне, в чем состоит мое настоящее назначение. И участия в Вечернем Смотре я пока не принимал. Олли обучал меня искусству карманных краж, составлявших мою и братьев повседневную работу, и лучшего учителя мне было не найти, ибо он мог, пробравшись на коронацию, стянуть с головы короля корону, улизнуть из Аббатства и вернуться, насадив ее на свой кумпол, в Портсмут еще до того, как хоть кто-то что-нибудь понял бы.
Я знал, впрочем, что отношения между ним и мистером Льюисом нехороши и с каждым месяцем становятся все хуже. Они то и дело спорили, эти двое, иногда мистер Льюис грозился выгнать его из заведения, Олли же, при всей его браваде, уйти боялся, а если и уходил, то всегда возвращался назад. Был один джентльмен, имя которого вам хорошо известно, я не решаюсь упомянуть его здесь и потому назову сэром Чарлзом. (Если вы полагаете, что читали о нем в газетах, в особенности когда речь шла о политике, то могу вас уверить, вы напали на верный след.) Сэр Чарлз состоял в наших постоянных клиентах, приходил почти всегда навеселе и выкликал Олли, который числился у него в особых любимцах, и мистер Льюис сразу приказывал ему проводить сэра Чарлза в комнату для джентльменов.
Однажды вечером мы услышали доносившийся оттуда шум и крик, а затем дверь распахнулась и показался бежавший к нам сэр Чарлз, голова его была залита кровью, ладонь прижата к виску, спущенные брюки сильно стесняли движение. «Он меня укусил! – вопил сэр Чарлз. – Мальчишка откусил мне ухо! Я изувечен! Помогите, мистер Льюис, сэр, я изувечен!»
Мистер Льюис выскочил из кресла и понесся навстречу сэру Чарлзу, попытался оттянуть его ладонь от головы, чтобы осмотреть повреждение, а когда оттянул, мы, мальчики, сбежавшиеся на шум, закричали от ужаса, ибо увидели там, где должно было торчать ухо, черт знает какое кровавое месиво. А взглянув в конец коридора, обнаружили голого Олли Мастера, чье лицо тоже было в крови, – он выплюнул ухо, которое ударилось об пол и отлетело в угол. «Никогда! – закричал он неузнаваемым голосом. – Никогда больше, слышите? Ни разу!»
Суматоха, скандал! Послали за доктором, чтобы тот помог раненому, сэр Чарлз схватил кочергу, собираясь выбить из Олли дух, и выбил бы, если б ему не помешал мистер Льюис, давно уж постановивший, что в его доме никто никого убивать не будет, поскольку это погубило бы всех нас. Разумеется, в полицию сэр Чарлз обращаться не стал, себе было дороже. А вот Олли мистер Льюис куда-то увел, и больше я его не видел. Я бродил по улицам, надеясь встретить его, на деясь, что и он меня ищет, потому что, если ему пришлось уйти, так, глядишь, и я смогу пойти с ним, и мы будем братьями где-то еще, – однако он так и не попался мне на глаза, а кого бы я ни расспрашивал, никто не смог помочь мне выяснить, где он. Последним, что я услышал от него перед тем, как он исчез, были слова предостережения; Олли отвел меня в угол и сказал, что мне следует уйти отсюда, что я лучше всех остальных и должен бежать, пока происходящее здесь не станет частью меня самого. Но я был слишком мал, чтобы понять его, я думал только о предстоящем ужине, о конце дня, о матрасе, на котором спал. А когда он ушел, для меня настало время занять его место. Стыдно сказать, но мне пришлось узнать сэра Чарлза… поближе. Он был человеком необычных вкусов.
Мистер Льюис говорил ему, что я охочий. И теперь вот мне предстоит встретиться со столь же охочими женщинами Отэити? Нет, это вы лучше без меня.
– Удивительно, не правда ли? – услышал я, приближаясь к каюте. – Мистеру Фрейеру тридцать пять лет, а он занимает на «Баунти» то самое положение, какое вы занимали на «Решимости» в двадцать два.
– Однако теперь его занимаете вы, Флетчер, – последовал ответ. – Хоть я все же опередил вас на год, нет?
– Опередили, сэр. Мне двадцать два. Совсем старик.
Я стукнул в дверь, разговаривавшие за ней мужчины поворотились ко мне.
– Наконец-то, Тернстайл, – добродушно взревел капитан. – Я уж начал побаиваться, что ты надумал поиграть в «человек за бортом».
– Приношу мои извинения, сэр, – сказал я. – Мы с мистером Эллисоном поглощали наш ленч и разговорились о…
– Да-да, – торопливо перебил он меня, события моего дня его нимало не занимали. – Не суть важно. Будь любезен, чаю для меня и мистера Кристиана. Очень хочется пить.
– Да, сэр. – Я подошел к полке, чтобы взять чайник и чашки.
– Двадцать два, – продолжал он, повернувшись к мистеру Кристиану. – Прекрасный возраст. И кто знает, быть может, в моем возрасте, в тридцать три, вы, представьте себе, и сами будете капитаном корабля. Такого, как «Баунти».
Мистер Кристиан улыбнулся, а я, содрогнувшись, покинул каюту. Корабль с ним в капитанах? Да мы бы целыми днями только и делали, что снимали пушинки с нашей формы, причесывались перед зеркалом и не отходили от земли дальше чем на милю. Мысль была комичной, однако она занимала меня, пока я заваривал чай, и вытеснила из моей головы воспоминания о заведении мистера Льюиса, не говоря уж о грядущей встрече с охочими женщинами Отэити. Двойное благо.
16
Невозможно пройти дорогу жизни, не получая время от времени поддержки со стороны пусть небольшого, но везения, и провалиться мне на этом месте, если везение не улыбнулось мне, когда «Баунти» обогнул оконечность Африки, мыс Доброй Надежды и встал в заливе Фолс-Бей. Неделями я уповал на то, что мне представится случай покинуть корабль и сбежать, и вот он вдруг предстал во всей красе.
Я ежедневно отмечал наше продвижение, сверяясь с картами капитана Блая, и мог сказать, что воды от штормовой Южной Америки к солнечной Африке мы преодолели за хорошее время, – и какое же огромное облегчение и радость испытали матросы, когда наконец увидели землю. Мы бросили якорь, мистер Кристиан и мистер Фрейер – вдвоем – сошли на берег, чтобы выяснить, ожидает ли нас там дружелюбный прием; вернувшись, они сообщили, что мы можем остаться здесь на неделю, пополнить припасы и подремонтировать судно перед оставшимся отрезком пути до Австралии и Отэити. Они принесли также приглашение на обед, адресованное капитану Блаю правившим голландским поселением капитаном Гордоном. В назначенный вечер я выложил на койку капитана лучший его мундир и, когда он вошел в каюту, усердно изучал по настенной карте окрестности поселения.
– Тернстайл, мой мальчик, что на тебя нашло? – весело и громко спросил он. – Или ты не смог подыскать себе занятия, чтобы не бездельничать здесь? Ну-ка, живо, покажи, какой ты молодец. Если не знаешь, куда девать время, так на палубе для тебя найдется множество работы.
– Да, сэр, простите, сэр, – ответил я, сгорая от желания еще немного задержаться у карты, отыскать вокруг залива возможные пути бегства.
– Что ты там высматривал, кстати сказать?
– Где, сэр? – испуганно спросил я.
– Ты же разглядывал мои карты, – сказал капитан, и в глазах его забрезжило некое подозрение. – Зачем? Или тебя все же заинтересовала жизнь моряка?
Я почувствовал, что краснею, и потратил несколько мгновений, часов, целую жизнь на поиски подходящего ответа, пока не вспомнил, с чего началась моя судовая история, и не выпалил, мало заботясь о том, что сказанное мной прозвучит смехотворно:
– Китай, сэр. Я отыскивал Китай.
– Китай? – переспросил капитан Блай и, насупясь, посмотрел на меня так, точно я валялся перед ним на полу мертвецки пьяный и нес невесть какую околесицу. – С чего это, скажи на милость, ты отыскиваешь Китай на карте Африки?
