Валерий Рощин - Ледокол

— Так точно!

Севченко повернулся к Петрову:

— В мое отсутствие примите командование судном.

— Спасибо за доверие, — протянул руку Андрей.

Однако вместо того, чтобы ответить на рукопожатие бывшего капитана, Валентин Григорьевич смерил того презрительным взглядом.

— Это всего лишь безысходность, Андрей Николаевич. Я с вами еще не закончил.

Петров сунул руку обратно в карман.

Развернувшись, Севченко направился к вертолету. Кукушкин спешил следом…

Полярной ночью даже в разгаре так называемых «дневных часов» света недоставало. В привычных средних широтах подобную освещенность называли просто: сумерки. Тем не менее погода в этот день была неплохой. Облачность отсутствовала, видимость — более десяти километров. Разве что свежий ветерок пугал своей силой и непредсказуемыми порывами.

Подготовка вертолета к вылету, как всегда, заняла около часа — дольше всего пришлось разогревать тепловой «пушкой» отсеки редуктора и двигателей, а также кабину. Без разогрева не удалось бы запустить даже хорошо работающий левый движок, не говоря уж о капризном правом.

Пока через брезентовый рукав к «вертушке» поступал теплый воздух, пилот отсоединил швартовые тросы. Снял с лопастей и носовой части кабины чехлы, тщательно осмотрел все узлы и агрегаты Ми-2, проверил уровень масел и заправку топливом. Потом из теплой бытовки приволок и установил аккумуляторы. В завершение подготовки растормозил колеса, а помогавшие матросы уперлись в хвостовую балку, развернув корпус вертолета строго против ветра.

Наконец, все было готово.

Усаживаясь в кабину, Кукушкин думал только об одном: «Лишь бы запустился проклятый правый двигатель! Лишь бы он запустился и в полете внезапно не подвел!..»

Запуск он решил начать именно с него. Проверив напряжение в сети, выполнив все необходимые манипуляции, он нажал на кнопку «Запуск», открыл стоп-краном подачу топлива…

И по растущим оборотам турбины компрессора понял, что двигатель «схватился» — начал работу.

Просияв, авиатор быстро запустил второй движок и махнул стоявшему в сторонке Севченко: «Садитесь!» Тот устроился в правом кресле, защелкнул на животе замок привязного ремня, нацепил на голову наушники гарнитуры, приготовил бинокль.

Зачитав карту перед взлетом, Кукушкин увеличил обороты и запросил по радио условия.

Радист Зорькин получил у вахтенного консультацию и сразу же продиктовал в эфир параметры атмосферного давления, направление и силу ветра.

— Понял. «Четырнадцать, сто тридцать» — к взлету готов, — доложил пилот.

— «Четырнадцать, сто тридцать», взлет разрешаю.

— Взлетаю…

Разметая с площадки остатки снега, вертолет качнулся и оторвал шасси от натянутой противоскользящей сетки. Повисев полминуты над площадкой, он наклонил нос и начал разгоняться, плавно набирая высоту…

Душа Кукушкина пела. Наконец-то унылую жизнь на «Громове» разбавило разнообразие. Да еще какое!

Летать он всегда любил, несмотря на то что некоторые виды летной деятельности давались ему тяжко. Если бы знал сидевший справа Севченко, как непросто ему пришлось пробиваться в специальную вертолетную эскадрилью, обслуживающую ледокольные суда. Сколько нервов он потерял на медкомиссиях, экзаменах, зачетах, в сложных контрольных полетах с маститыми летчиками-инструкторами… И ведь добился своего!

— Куда держим путь, Валентин Григорьевич? — весело спросил он.

— Для начала займи метров 100–150 и облети вокруг «Громова», — приказал тот.

Ми-2 выполнил большой круг, а Севченко внимательно осмотрел систему разломов льда. Рядом с судном сеть трещин пока была скудной, но далее — ближе к айсбергу — она становилась гуще, а сами трещины были шире. Местами даже виднелись темные пятна чистой воды.

Подняв бинокль, капитан выбрал сгусток разломов и приказал пилоту подлететь поближе.

— Сделаем, товарищ капитан, — без прежнего оптимизма ответил тот.

— Ты что, боишься парить над открытой ледяной водичкой? — глянул на Кукушкина Севченко.

— Есть такое дело, — честно признался тот.

— Правильно…

Подправив курс, «вертушка» стала отдаляться от ледокола, стоявшего кормой к надвигавшемуся айсбергу…

Следуя к «Семен Семенычу», авиатор краем глаза посматривал вниз, на темневшие поля чистой воды, и ощущал волны пробегавших по спине мурашек. Над сплошным толстым льдом, способным выдержать посадку большого авиалайнера, летать было не страшно. А вот над водой, в которой человек погибал от холода за две-три минуты — боязно.

Чтобы отогнать дурные мысли, он начал напевать песню из репертуара любимой группы.

— Ночь коротка, цель далека. Ночью так часто хочется пить. Ты выходишь на кухню, но вода здесь горька. Ты не хочешь спать, ты не хочешь здесь жить…

Осмотрев поле, состоящее из больших и средних льдин, Севченко приказал следовать к айсбергу. Подлетев к нему, пилот уменьшил скорость, чтобы капитан имел возможность детально осмотреть огромную полынью вокруг.

— Давай чуть повыше и облети вокруг него, — крикнул тот и принялся изучать разломы.

По просьбе Петрова Зорькин подключил к трансляции рабочий канал радиостанции — так было удобнее слушать доклады Севченко о ледовой обстановке.

Андрей занял место поближе к динамику, Банник торчал возле переднего ряда прямоугольных окон, Тихонов стоял у штурвала.

— С северо-западной стороны айсберга видна крупная полынья, — информировал Валентин Григорьевич. — Ширина — метров 25–30. Теоретически можем проскочить. Проблема в том, что мы не знаем подводной конфигурации глыбы. И еще — в ее скорости: эта громадина выдает около двух узлов.

— Принял, — сказал Петров. — У наших бортов начали трескаться и расходиться льдины. Готовимся к старту.

— Понял вас. Продолжаю разведку…

Переключив клавишами абонента, Андрей вызвал Черногорцева:

— Машинное — мостику!

— Машинное слушает.

— Запускайте главные.

— Понял, готовим…

Едва он отключил трансляцию, как слева по борту раздался сильнейший треск. Выскочив на крыло мостика, он увидел, как вокруг судна ломаются и приходят в движение последние монолитные пласты льда.

— Пошло дело. — Капитан потер руки, возвращаясь на мостик. Заметив тихо вошедшего Еремеева, обычным рабочим тоном поинтересовался: — Где тебя носит, товарищ старпом?

Тот неуверенно посмотрел на Петрова.

— Становись к переговорному — пора поработать, — сказал капитан так, будто прошлой ночью ничего не случилось.