Валерий Рощин - Ледокол

Ни встречи на юте, ни попытки суицида, ни резкого разговора «по душам»…

Еремеев занял место у переговорного.

— Полный вперед! Лево на борт! — скомандовал Петров.

Тихонов послушно крутанул штурвал, поворачивая перо руля в крайнее левое положение.

— Машинное, полный вперед, — сказал в микрофон старший помощник. Подумав, добавил: — Приказ капитана.

— Понял, даем полный вперед, — ответил Черногорцев.

Взбеленив за кормой шугу, «Михаил Громов» пошел вперед, набрал ход и наскочил носом на кромку. Лед легко треснул и продавился.

Забирая влево, судно выполняло циркуляцию в пределах небольшой полыньи…

Борясь с сильным ветром, Ми-2 завершил первый вираж вокруг айсберга на высоте двести метров.

— С общей обстановкой ознакомились. Теперь спустись пониже и дай еще один круг, — скомандовал Севченко. — Посмотрим на мелкие детали…

С подводной конфигурацией огромной ледяной глыбы он худо-бедно разобрался. С юго-восточной стороны «Михаилу Громову» проскочить мимо не удастся. Там опытный капитан определил обширное «мелководье», над которым даже не поднималось толковой волны. Так — небольшая рябь, гонимая порывами ветра. Это означало, что часть скрытого под водой огромного тела «Семен Семеныча» располагалась именно там. Осадка ледокола была значительной, и корпус запросто мог наскочить на ледяное препятствие и получить повреждения. А то и вовсе «прилечь» на подводный лед.

Зато с северо-западной стороны капитан заметил глубокую темную воду, испещренную сильным волнением. Значит, этот бок глыбы отвесно уходил на приличную глубину.

Полыньи из-за неспокойного поведения айсберга были достаточных размеров со всех сторон.

— Какую занять высоту? — повернулся к пассажиру пилот.

— Метров сто, — ответил тот.

Вертолет продолжил снижение. Вскоре высота его полета сравнялась с высотой остроконечной верхушки «Семен Семеныча».

— Товарищ капитан, разрешите личный вопрос? — не отвлекаясь от пилотирования, спросил Михаил.

Севченко кивнул.

— А вам самому не страшно?

— Страшно. Очень страшно, — на миг задумавшись, ответил он. — У меня скоро сын должен на свет появиться…

Дверь служебного входа в отделение гинекологии Центральной клиники шумно распахнулась. Медбрат втолкнул по плавному подъему каталку с лежащей на ней Галиной. За медбратом, едва поспевая, шла женщина — врач «Скорой».

В коридоре бригада столкнулась с доктором Акуловым.

— Так, это кто у нас и откуда? — притормозил он.

— Поступил срочный вызов — женщине на улице стало плохо, — доложила врач. — Пока не диагностировали, но подозрение на…

— Ах, это вы, — узнал Акулов Галину.

Та еле заметно кивнула. Выглядела она неважно: бледное лицо, фиолетовые губы, покрытый испариной лоб.

Доктор ощупал ее живот, послушал пульс. И укоризненно покачал головой:

— Я же вас предупреждал.

— Предупреждали… — прошептала она.

— Что же мне с вами делать?..

— А вы отдайте меня молодым практикантам. Пусть они роды и примут.

— Что? — переспросил Акулов.

— Я все понимаю… Вы — профессор. Знаменитость… Если я не справлюсь — у вас возникнут проблемы. Поэтому отдайте меня практикантам. Троечникам. Им же неудача со мной ничем не грозит.

Жестом он велел медбрату, чтобы тот перемещал роженицу к лифту. Затем нажал на кнопку вызова, помог завезти каталку в кабинку и, стоя рядом, мрачно и укоризненно посмотрел на женщину. Потом вздохнул, что-то про себя решив:

— Вы сегодня что-нибудь кушали?

— Нет.

— Хорошо… Муж ваш где?

— Он моряк. Полярник. Сейчас в дрейфе у берегов Антарктиды.

— Координаты его напишите. И остальных родственников тоже.

— Зачем?

— Попытаемся родить, — хмуро ответил Акулов. — Если не справитесь, то…

— Понимаю, — кивнула Галина. — Чтобы тело забрали.

Кабинка остановилась. Двери разошлись в стороны.

— В операционную, — приказал профессор.

Каталка поехала в конец коридора, где светилась надпись «Не входить! Идет операция».

Вскоре надпись потухла. Это означало, что одна операция завершилась и в недрах операционного блока началась подготовка к следующей…

Кромсая носом поврежденные края полыньи, «Михаил Громов» заканчивал циркуляцию, разворачиваясь в обратную сторону — курсом на айсберг.

На мостике происходила деловая суета: Петров сосредоточенно смотрел вперед, Тихонов подкручивал штурвал, Еремеев прокладывал на карте курс, Банник торчал на крыле мостика и наблюдал за соприкосновением льдин с бортом. До айсберга оставалось меньше мили.

Петров подошел к переговорному, взял микрофон и вышел в эфир:

— «Четырнадцать, сто тридцать», ответьте «Громову».

— «Громов», «Четырнадцать, сто тридцать» отвечает, — послышался напряженный голос Кукушкина.

— Как обстановка?

— Без изменений. Направляйтесь правее айсберга.

— Ясно, обходить айсберг будем с северо-запада.

— Правильно поняли.

— «Четырнадцать, сто тридцать», интересуют ваши действия. Когда планируете посадку — до прохода нами айсберга или после?

Посовещавшись с Севченко, пилот доложил:

— «Громов», мы будем контролировать ваш проход с воздуха. Посадку планируем сразу после прохода.

— Топлива на борту достаточно?

— Пока с запасом.

— Понял вас. Двигаюсь к айсбергу…

Отключив связь, капитан повернулся к Баннику:

— Пора.

Кивнув, второй помощник поднял воротник куртки, подхватил переносную радиостанцию и направился к выходу…

Галину довольно быстро приготовили к операции и перенесли на операционный стол. Вскоре рядом появился Акулов — в хирургической спецодежде, в маске и очках, в медицинской шапочке, полностью закрывающей волосы. Только на руках пока не было стерильных перчаток.

— Как себя чувствуете? — справился он.

— Нормально, — прошептала женщина. — А где практикант?

— Какой еще практикант?.. — устало поморщился он. — Буду принимать сам. Надеюсь, вы не против?

Галина нащупала его теплую ладонь и легонько сжала слабыми пальцами.

— Спасибо…

Доктор сухо кивнул. Дав указание ассистентам, он удалился заканчивать подготовку.

Первым приступил к работе анестезиолог: пропунктировал периферическую вену, прослушал работу сердца и легких, поднес к лицу Галины маску и попросил спокойно через нее подышать…

Спустя несколько минут над дверью операционной загорелась надпись: «Не входить! Идет операция».