Ознакомительная версия.
Неделю спустя после открытия мною страшной тайны трех свертков я находился в доме Тай, как вдруг была поднята боевая тревога, и тайпийцы, расхватав оружие, ринулись прочь отбивать новое нападение хаппарских агрессоров. Все повторилось, как и в прошлый раз, с той только разницей, что во время этого сражения я слышал не три, а по меньшей мере пятнадцать мушкетных выстрелов. А часа через два после конца перестрелки громогласные хвалебные песнопения возвестили приход победителей. Я стоял с Кори-Кори, облокотившись на ограду пай-пай, и ожидал их появления. Вот из ближней рощи высыпала шумная толпа. В середине ее строем шествовали друг за другом четыре человека и несли между собою на плечах длинные палки, на которых были подвешены на лыковых ремнях три длинных узких свертка, тщательно закатанных в пальмовые листья с бамбуковыми зажимами. Сквозь зеленые гробовые пелены проступали свежие пятна крови, и тела воинов, несших страшный груз, тоже были испещрены кровавыми знаками боя. На бритой голове шагавшего впереди зияла глубокая рана, и кровь, бежавшая из нее, спеклась вокруг. Он с трудом нес свою ношу, узоры татуировки на его теле покрыла кровь и грязь, воспаленные глаза вращались в орбитах, по всему было видно, что от слабости и боли он едва стоит на ногах. Но, поддерживаемый каким-то могучим вдохновением, он продолжал шагать, а теснившиеся вокруг него люди поощряли его буйными возгласами. Остальные трое шли легче, гордо выставляя свои раны – у каждого было по нескольку на руках и груди.
Эти четыре воина, особо отличившиеся в недавнем сражении, были удостоены чести принести к дому Тай тела убитых врагов. Так я, во всяком случае, это понял, и, если не ошибаюсь, именно это пытался растолковать мне Кори-Кори.
Король Мехеви шел подле славных героев. Он нес в одной руке мушкет, на стволе которого висел холстяной мешочек с порохом, а другой сжимал короткий дротик и разглядывал его с торжеством и восхищением. Этот дротик он вырвал из рук знаменитого хаппарского воина, который позорно бежал за горы, преследуемый по пятам противником.
Немного не дойдя до дома Тай, воин с пробитой головой – это был Нармони – покачнулся, сделал три неверных шага вперед и рухнул наземь. Но другой воин успел перехватить конец палки и подставить под нее плечо.
Возбужденная толпа островитян, теснящихся вокруг короля и мертвых вражеских тел, приблизилась к тому месту, где я стоял, в воздухе над головами мелькали грубые орудия войны, сильно покореженные и пострадавшие, и звенел неумолчный вопль торжества. Когда процессия достаточно приблизилась к дому Тай, я приготовился наблюдать, что будет происходить дальше, но не успели дикари остановиться, как мой верный слуга, отвлекшийся было на минуту, тронул меня за локоть и предложил вернуться в дом Мархейо. Я сказал, что не хочу; но, к моему удивлению, Кори-Кори твердил свое, и притом тоном, непривычно для него решительным. Однако я отказывался подчиниться, он наступал на меня, настаивая; я стал пятиться, как вдруг ощутил на своем плече тяжелую руку – обернувшись, я увидел перед собой могучую фигуру одноглазого вождя Мау-Мау, который отделился от толпы и сзади поднялся на террасу пай-пай. На щеке у него была колотая рана, нанесенная острием копья, и татуированное лицо его, и без того обезображенное одноглазием, казалось оттого еще ужаснее. Не произнеся ни слова, зловещий воин указал пальцем в сторону дома Мархейо, между тем как Кори-Кори, встав ко мне спиной, жестом пригласил меня садиться на него верхом.
Это приглашение я отклонил, но выразил готовность удалиться и медленно зашагал вдоль каменной террасы, на ходу ломая голову над тем, чем объяснить такую строгость. Очевидно, дикари собирались устроить какое-то торжество по своим жутким обычаям и ни за что не хотели, чтобы я при этом присутствовал. Я спустился с пай-пай и, понукаемый Кори-Кори, который на этот раз не выказывал обычного сочувствия моей хромоте и был озабочен лишь тем, чтобы мы поскорее удалились, зашагал сквозь шумливую толпу. Со страхом взглянул я на три продолговатых свертка, уже уложенные на земле, – я твердо знал, что составляет их содержимое, однако формы человеческих тел под толстым слоем листьев оставались неразличимы.
На следующее утро перед рассветом меня разбудил оглушительный барабанный бой – совершенно такой же, что и на второй день Праздника тыкв. Я понял, что дикари готовятся приступить к новому, на этот раз ужасному, празднеству.
Все обитатели дома Мархейо, за исключением самого старика, его сына и доброй Тайнор, облачившись в парадные наряды, отправились в Священные рощи.
Зная, что не получу согласия, я все-таки, чтобы проверить правильность моих умозаключений, предложил Кори-Кори совершить обычную прогулку к дому Тай. Он решительно отказался, а когда я попробовал настаивать, обнаружил готовность не допустить меня туда, чего бы это ему ни стоило. Чтобы отвлечь меня от вредных мыслей, Кори-Кори предложил прогуляться на речку. Мы пошли. Искупались. А когда вернулись, все наши сожители, к моему удивлению, оказались дома, они, как обычно, возлежали, нежась, на циновках, хотя барабаны по-прежнему звучали за рощей.
Остаток дня я провел в обществе Кори-Кори и Файавэй, гуляя в противоположном от дома Тай направлении, и стоило мне хотя бы взглянуть в ту сторону, где он находился, а был он на расстоянии по меньшей мере в милю, скрытый к тому же от нас деревьями, и всякий раз мой телохранитель в ужасе восклицал: «Табу! Табу!»
В домах, в которые мы заходили по дороге, люди преспокойно лежали на циновках или занимались разными мелкими делами, словно ничего необычного не происходило, но среди них я нигде не заметил ни одного воина или старейшины. Я спросил некоторых, почему они не на хула-хула (празднестве), и мне все в один голос отвечали, что этот праздник не для них, а для Мехеви, Нармони, Мау-Мау, Колори, Вармуну, Калоу, перебирая, чтобы я их правильно понял, имена всех племенных вождей.
Тем самым они только укрепляли мои ужасные подозрения о характере совершающегося празднества, теперь я уже не сомневался, что был прав. Мне еще в Нукухиве рассказывали, что на каннибальских банкетах никогда не присутствует все племя, а только жрецы и вожди. То, что я видел сейчас, согласовывалось с этими описаниями.
Барабаны грохотали, не переставая, целый день, и, беспрерывно терзая слух, постепенно внушили мне ужас, которого описать я не в силах. Но наутро, проснувшись, я не услышал этого оглушительного праздничного шума и заключил поэтому, что противоестественное пиршество окончено. Как ни ужасно это было, но мне захотелось взглянуть, не осталось ли в доме Тай каких-нибудь следов происходившего, и я предложил Кори-Кори туда прогуляться. В ответ он указал пальцем на взошедшее солнце, а затем перевел его в зенит, давая этим понять, что прогулку придется отложить до полудня. Когда солнце достигло зенита, мы и в самом деле отправились к Священным рощам, и, лишь только очутились под их сводами, я стал в страхе озираться вокруг, ища какой-нибудь памяти разыгранных здесь недавно сцен. Но все казалось таким же, как и раньше. Придя в дом Тай, мы нашли там Мехеви и старейшин, возлежащих, как обычно, на циновках. Они встретили меня с всегдашним радушием. Ни о чем, что здесь недавно происходило, они не упоминали, и я, понятно, тоже воздержался от разговоров на эту тему.
Ознакомительная версия.
