присоединились.
Линда стукнула кулачком по земле:
— Скоты! Дикари! Хамы! У вас что — совсем совести нет?
Билл, отворачиваясь от женщины, усмехнулся:
— Здесь, в наших местах, это — непозволительная роскошь. Кому знать, как ни тебе.
— Верно… Верно. Но всё равно…
Спасибо!
Если честно, я до последнего момента сомневалась, что вы за мной вообще придёте. — теперь в голосе звучали слёзы, — Думала, как ни в чём не бывало, поедете себе дальше. Ведь я для вас…
Никто!
— Да нет, что ты такое говоришь, любимая. Ты — почти член нашей семьи. Нашей маленькой стаи. Короче: ты наша женщина! А раз наша — мы тебя никому не отдадим.
Разве что за большие деньги.
— Сволочь ты, Билл. — судя по кряхтению, Линда втискивалась в платье.
— Ты это уже говорила. Придумай что-нибудь поновей. И пооригинальней.
4. Горы
— Вот уж не вижу нужды! Ты же не изменишься! Сволочью так и останешься до конца своих дней. — Линда явно крутилась, осматривая себя со всех сторон, — Ладно, можете повернуться.
Платье на женщине смотрелось неплохо — простой и практичный прямой фасон, почти мешок, отлично подчёркивал прелестные формы. Однако когда женщина попробовала сделать шаг, выяснилось, что шагать широко не получится: мешает подол.
— Проклятье. Как они сами-то ходят в таком узком мешке?!
— Сейчас мы эту проблему решим. — Билл подошёл ближе, и своим большим ножом сделал на платье два разреза по бокам: почти до пояса, — А ну-ка, попробуй теперь!
Линда вскинулась:
— Чего это ты сделал?! Оно же теперь ничего не прикрывает!
— Да нет. Перед и зад же — прикрывает! А против созерцания твоих прелестных стройных ножек лично я ничего не имею. Но я ещё хотел спросить: под мышками — не жмёт?
— Свинья! Углубить декольте я тебе не позволю! — Линда, отдёрнувшись от протянутой руки, только что не рычала. Билл руку опустил:
— Ладно. Так тоже неплохо. Идти сможешь? Или… больно? Тебя нести?
— Нет. Я сама. Я почти не пострадала, если не считать… — она поморщилась, переступив с ноги на ногу, — Они… Не изнасиловали меня.
Билл, невольно покосившийся на Этьена, констатировал, что тот явно вздохнул с облегчением. Билл сказал:
— Это отлично. И, раз так, помоги наконец Майклу. Надо бы перевязать его дыры.
Майкл, который до этого довольно долго препирался с Этьеном, и из руки которого Этьен наконец выдернул стрелу, обломив перед этим её наконечник, как раз завопил. Билл пожал плечами. Странные они, эти городские. Готовы ходить со стрелой в руке, только бы им не сделали ещё больнее, выдёргивая её из раны.
— А где я здесь возьму бинты?!
— Сейчас сделаем.
Билл, повернувшись, вошёл снова в знакомый вигвам. Сказал, обращаясь к той же женщине и протянув руку:
— Бинты.
Та оскалилась, зарычала, но, поглядев снова на дочку, что-то похожее на хлопчатобумажные полоски из какого-то тюка достала. Похоже, поняла что-то в этой жизни. Билл подумал невольно, что вот из кого получилась бы идеальная жена… Но промолчал. Взял бинты, буркнул «Спасибо!», и вышел.
Майкл к этому времени как раз закончил ругаться и шипеть. А Линда как раз закончила что-то жевать. Достала изо рта разжёванную обслюнявленную зелёную массу.
Наложила часть на входную, часть — на выходную дыру в плече Майкла.
— Это ещё что за жвачка?
— А это, Билл, походное дезинфицирующее средство. Разжёванный подорожник. Жутко, кстати, жёсткий. Я весь рот исколола!
— И откуда ты про это средство знаешь?
— Так всё оттуда же. От индейцев.
— А, ты жила и с ними?
— Нет. У меня мама с ними жила. Она была жена пастора. Который сдуру пытался по молодости и наивности принести этим дикарям «свет истинной веры».
— И — как?
— Как, как… Безрезультатно. Если не считать того, что его съели на третий день. А вот мать — оставили. И она прожила с племенем, пока не родилась я.
— Так ты — метиска?!
— Вот уж нет. Мать уже была беременна мной, когда отцу ударило в голову заняться проповедничеством. Ну а моя мать — куда ж она без мужа! Поехала вместе с ним.
Но семи месяцев «общения» с «детьми природы» матери хватило. Чтоб понять, что это — не для неё. Но — научиться выживать. На этой самой природе.
А вот когда я родилась, и индейцы перестали за ней следить, она и смогла…
Удрать!
— Замечательно. В-смысле, замечательно, что ты — белая. Чистокровная. И у тебя нет причин особо любить этих краснокожих.
— А вот это ты точно сказал.
Никаких!
— Так — что? Дать тебе пушку? Пойдёшь и перестреляешь остальных обидчиков, и наглых зрителей?
— Н-нет… Не хочется. Да и смысл? Женщины и дети нам добраться до сокровищ не помешают!
Билл отметил себе словечко «нам», но промолчал.
Назад возвращались в свете уже вставшего над горными хребтами солнца.
Линда ехала за спиной Этьена — его конь оказался самым здоровым и крепким, и свободно нёс двоих. Смотреть на то красневшее, то бледневшее лицо кузена, когда Линда прижималась к его спине тем, что сильно натягивало перед платья в декольте, было забавно. Но Билл ухмылки сдерживал. Как, впрочем, и Майкл — комментарии.
Дорогу теперь, когда запомнил все приметы, Билл находил легко. И доехали они до своего лагеря в лощине куда быстрее — за час с небольшим. Предоставленные сами себе кони за это время, конечно, немного разбрелись, но не слишком далеко.
— Предлагаю, пока мы не стали собираться, позавтракать. И костёр теперь развести можно!
С предложением Билла согласились все. И вскоре костерок весело потрескивал, создавая почти домашний уют на их стоянке.
Поели быстро. И с аппетитом. «Нагуляли», как высказался Майкл.
Выехали из лагеря, по прикидкам Билла, ближе к полудню. Но всё равно успели до ужина проехать миль тридцать-тридцать пять. Потому что лощины оказались пока вполне проходимыми, и к подножью гор вывели кавалькаду ещё засветло. Билл хорошо помнил, что пунктирная линия идёт вдоль русла реки Туссон, собственно, и давшей название городку с баром Мозэса, но уж больно она сильно петляет, уводя в сторону, чтоб ехать непосредственно вдоль русла. К тому же к началу лета полностью пересыхающего…
А начала этой реки никто ещё не видал: где-то в горах.
Но им до истока и не надо. Им надо добраться до ущелья Старого Беркута. То есть — вверх по руслу, до второго левого ответвления.
Вот по нему, без труда обнаружив, они и проехали с пару миль, пока сумерки не вынудили остановиться.
— Сегодня снова дежурим. — по Майклу было видно, что он горит желанием оправдаться за вчерашний недогляд, — Первым —
