сомнения.
— В смысле — сомнения?!
— Ну, они могли специально оставить нас в живых, чтоб нас мучили угрызения совести — когда нам потом подбросят её изувеченный и изнасилованный труп! И мы бы рассказали об этом и остальным белым, когда вернёмся к ним! Чтоб те не совались сюда!
— И — что? Только для этого и украли?! Ну тогда они просчитались. Не стану я по обычной шлюхе плакать и сожалеть! И уж тем более — терзаться угрызениями.
— Ладно, Майкл, я просто пошутил насчёт совести. — Билл, видя, что Майкл просто не поверил ему, поспешил предложить другой вариант, — На самом деле им нужна не она. А информация о том, что мы на самом деле здесь делаем. И они будут её изощрённо пытать, пока она всё не расскажет. И они выбьют из неё и тот факт, что у нас — карта!
И уж потом от нас не отстанут! И убьют — наверняка!
— Но почему?!
— Этот чёртов клад… Как бы объяснить… Имеет для аборигенов сакральное значение! Он занимает огромное место в их системе верований. То есть он — часть их системы мировоззрения! И посторонние не должны его ни обнаружить, ни, тем более, забрать!
— Так, получается…
— Так получается, для нас жизненно важно Линду вернуть, а индейцев — перебить! Чтоб не лезли в наши дела! И не мешали.
— И как мы это сделаем?
— А очень просто. Сейчас разбудим Этьена. Разгрузим трёх лошадей от излишнего барахла. Возьмём все наши ружья. И патронов к ним, и револьверам. И двинемся.
— Догонять, стало быть, не будем?
— Нет. Будем тихо и мирно преследовать. По следам. Не попадаясь им по возможности на глаза. У нас преимущество: я захватил подзорную трубу наёмника Мозэса.
Этьен, когда ему рассказали о произошедшем, посмотрел на Майкла весьма свирепо:
— Не ожидал от тебя такого, братишка!
— Ха! — видно было, что и Майкл сконфужен, — Я и сам от себя такого не ожидал!
— Билл! А не лучше ли нам попытаться просто… Догнать этих индейцев?
— Нет, Этьен. Не лучше. Если они заметят, что мы их преследуем, могут просто пристрелить или прирезать Линду. Конечно, тогда она уж точно не расскажет им ничего, но! Кто тогда будет меня перевязывать? И поить горькой гадостью?
А самое главное — нас они даже и ничего не узнав, могут пристрелить в одну из следующих ночей. Просто для подстраховки: мало ли!
Лицо Этьена слегка вытянулось, конечно, когда он услышал о возможной судьбе Линды. Но он быстро взял себя в руки:
— Вам, уважаемый Билл, конечно, виднее. Вы тут всех и всё знаете.
— Да. Поэтому нам придётся взять это мерзкое дело в свои руки. И уничтожить тех из краснокожих, кто ещё остался в живых в их стойбище. Прямо всё их поселение. Не думаю, что наше Правительство это сильно расстроит. Да и фермеры нам спасибо скажут.
А сейчас давайте-ка собираться.
С собой действительно взяли только трёх освобождённых от поклажи лошадей — своих, привыкших к хозяевам. Остальное барахло, и стреноженных животных оставили прямо на месте — в лощине. Налив им на прощанье побольше воды в кожаное ведро.
Билл, идущий впереди, и всматривающийся в камни и землю перед собой, довольно легко находил следы передвижения петлявших, очевидно, как раз для «заметания» следов, «могучих охотников» — что бы они там о себе не воображали, абсолютно бесследно по такой местности, да ещё с тяжёлой и брыкающейся поклажей, не пройти! Вон: клочок юбки на кусте. Сломанный куст. А тут — капля крови… Да и то, как индейцы выследили их, Билл понимал прекрасно: весь вечер ветер дул от их лагеря — вон туда. В том направлении. А запах от пота прожарившихся за день лошадей, да и просто — белых людей, разносится далеко даже и без всякого костра. Так что пикеты, расставленные на границах, проблем с обнаружением бледнолицых явно не испытали…
Вот этого общего направления он и старался придерживаться.
К рассвету добрались до места, откуда уже трепещущие ноздри Билла уловили запах дыма. Значит, недалеко до стойбища.
По предложению Билла лошадей оставили тут же, в маленькой лощине с ручейком и травкой. Чтоб не выдали цоканьем копыт по щебню и земле.
Само стойбище обнаружилось, когда осторожно высунули головы из-за гребня очередного холма, примерно в полумиле от того места, где Билл учуял запах костра. Солнце к этому времени ещё не показалось из-за гор, но было уже вполне светло.
Часового, пялящегося не туда, откуда могла появиться опасность, а вниз, в лощину, Билл перед этим снял, подкравшись, метко брошенным с двадцати шагов ножом: с перерезанным горлом не больно-то подашь «сигнал»!
Размещалось стойбище в той самой лощине, куда, забыв про долг и всё на свете, пялился злополучный молодой мужчина — почти мальчик. Но «обустроена» лощина была куда комфортней — широкая, с текущим по ней ручейком, и отличным пастбищем. Девять вигвамов стояли по кругу, на самом ровном участке. Лошадей и собак, которые могли бы почуять приближение врагов, у индейцев, к счастью, не имелось. Зато имелись явно позаимствованные у белых — бараны. В весьма большом количестве пасшиеся выше по долине. Как отметил себе не без удовлетворения Билл, пастухов при животных не имелось: да и зачем, если выхода из лощины в той стороне нет!
Но не вигвамы и бараны в первую очередь привлекли внимание троих охотников за сокровищами.
В центре стойбища, возле большого костра, стояли два врытых в землю толстых столба-бревна. Между ними, с привязанными к брёвнам верёвками широко распяленными ногами, головой вниз, со связанными за спиной руками, висела Линда.
Абсолютно обнажённая!
Если честно, смотрелась женщина потрясающе: ей было, чего показать…
Билл хмыкнул: конечно, с таким зрелищем забудешь и про обязанности часового, да и вообще — про всё на свете, кроме воспрявшего, так, что, наверное, звенело, молодого естества!
Индейцы, молодые и старики, их скво, и даже дети, расположились вокруг, явно в ожидании интересного зрелища: из самого большого вигвама как раз вышел огромный краснокожий мужчина, играющий мускулами на руках и загорелой спине — явно вождь собственной персоной. С огромным же, под стать, хлыстом в руке!
— Похоже, допрос перерос в решающую стадию.
— Билл! Как вы можете быть таким спокойным?! Ведь сейчас они её!.. — шёпот Этьена доказывал, что он весьма неравнодушен к судьбе несчастной женщины.
— Мы выбрали самый удачный момент. Сейчас все — поглощены предстоящей пыткой. И нам остаётся только перестрелять всех мужчин! Их всего-то — двадцать три.
— Так это же — со
