Однако это преимущество оставалось у них недолго: придя к такому заключению, я тут же постановил, что сам прикончу любого из этой компании без зазрения совести, да хоть бы и всех.
Нецивилизованная страна, тревожные обстоятельства — и этические теории не стоят ломаного гроша.
— Кто мы, тебя не касается, — грубо буркнул мой собеседник. — Чего ты тут делаешь, ну-ка выкладывай.
Я ответил не менее грубо:
— Меня это касается ровно столько же, сколько вас касается, кто такой я, а чего я делаю, ясно с первого взгляда. Еду своей дорогой и, ежели угодно, по своему собачьему делу!
Чернобородого это потрясло. Он так был уверен, что держит все козыри! Уставился на меня, не понимая, в чем дело, затем перевел взгляд дальше, ища, кто меня поддерживает.
— Слушай, ты! Я хочу знать…
— Что бы ты там ни хотел знать, ты дьявольски нагло спрашиваешь. Так вот, мне с тобой говорить не о чем. Если тебе есть что сказать, изливай душу поскорее, черт тебя дери, мне надо ехать!
Один из пятерых, разозлившись, подался вперед, и мое оружие чуть шевельнулось.
— Ни с места! — предупредил я. — Я знать не знаю, что вы за птицы и какого черта вам нужно, и, сказать правду-истину, и знать не хочу. Хотите иметь проблемы, начинайте бал, а не хотите — убирайтесь ко всем чертям с дороги. Или я на вас наеду!
Пятеро не верили своим ушам. Один-одинешенек и так разговаривает. С ними! Парни явно воображали себя важными персонами, и такое в головах у них не укладывалось.
Я ударил лошадь шпорами, и она прыгнула в середину всадников. Брыкнув правой ногой, я процарапал шпорой бок ближайшей лошади, та сразу начала бить задом, и кучка верховых превратилась в круговерть.
Повинуясь команде, мой конь развернулся, и я направил винтовку в голову вожака.
— Ну ладно, господа! Едете или мне стрелять?
Ой, не понравилось им это! Вот уж совсем не понравилось! Но поехали. Мрачные, злые, как черти, утихомирили животных и повернули ко мне хвостами. Один проворчал:
— Еще встретимся, мистер. Нынешний день не последний.
— Да уж надеюсь, что нет, — ответил я. — Такую надутую, невежливую и немытую шайку давно пора научить хорошим манерам.
Я наблюдал за ними, пока они не скрылись за отрогом, потом повернул кругом и с полмили несся вниз во весь дух, так как не желал затевать перестрелку с пятерыми противниками среди куцей травы. При первой возможности я повернул вверх и принялся пробираться под прикрытием холма к присмотренным камням. Те, наверху, если я их не выдумал из головы, видели недавнюю встречу и теперь теряются в догадках что к чему. Придется держаться осторожно. Путь нетруден, но что за удовольствие оказаться подстреленным теми, кого разыскиваю; не упоминая уж о тех, кто ищет сам. Поперек заднего склона, отклоняясь к вершине, я рассчитывал перевалить гребень сзади и к северу от камней.
Несколько раз я останавливался для подробного осмотра. Я находился на виду, но от врагов меня закрывала масса холма. Больше никто не показывался. Ближе к верхушке я спешился и с ружьем в руке медленно пошел.
Место, какое я высматривал, было прямо передо мной. Небольшая седловина, где эрозия уничтожила песчаный грунт вокруг скал и кустов. Бросив поводья на землю, я на животе подполз к самому верху и заглянул на другую сторону.
Картина напоминала скопление небольших каменных зданий с раскиданными вокруг обломками, росли деревья и кое-какой кустарник. Дальше ничего не было видно. Если на тех холмах кто-то следил за обстановкой, он надежно спрятался, как и я. Что до скопления скал, может, сейчас оно не служило убежищем разыскиваемым мною людям, но, несомненно, послужило в прошлом: через гребень туда тянулся еле заметный след, его могла оставить одна лошадь.
День склонялся к закату, и оттягивать дело не оставалось времени. Да и причины не было. Ведя лошадь за собой, я зашагал в каменные дебри.
Они стояли бок о бок, довольно высокая молодая женщина, лет девятнадцати — двадцати, и парнишка, тянувший на тринадцать, спиной к плоской стороне огромного песчаникового блока. С каштановыми волосами и светло-карими глазами, девушка была одета в амазонку, когда-то красивую, фасона, вошедшего в моду, когда я последний раз ездил в Европу. Мальчик обходился кожей и сомбреро. Чёрные волосы, черные глаза, винтовка слишком длинна для его роста.
— Как поживаете? — произнес я. — Меня зовут Ронан Чантри, и если я могу помочь вам, буду очень рад.
— Я — Лусинда Фолви, а это мой друг, Хорхе Улибарри. Он помогает мне добраться до поселений манданов.
— Манданов? — воскликнул я. — Но… они ведь очень далеко на севере! За сотни миль!
— Правильно, — спокойно ответила девушка, — только мне необходимо туда попасть. У моей семьи есть друзья во французской Канаде. Сумею связаться с ними, думаю, как-нибудь устрою, чтобы вернуться домой, в Ирландию.
Откровенно говоря, мне это не понравилось. Ничего подобного я себе не представлял и не ощущал особого желания прокатиться в страну манданов. Не то чтобы я ничего о них не знал, знал, и неплохо. Это индейское племя жило в хороших глинобитных хатах в области Дакоты, на берегах Миссури.
— Лучше будет забрать вас отсюда, — предположил я, — прежде, чем те люди вернутся обратно. Они гнались за вами, верно?
— Гнались… и все еще гонятся. Преследуют нас от Санта-Фе, но до сих пор нам удавалось ускользнуть.
Дальнейшей информации она мне не уделила, а спрашивать я не стал. Она была леди в затруднительном положении, а я — как я надеялся — джентльменом. Что она — леди, это очевидно, более того, без сомнения, ирландка, к этой нации принадлежала моя семья. Нельзя сказать, что мой род не принимал иной крови. Один мой известный предок, Таттон Чантри, первый Чантри на американской земле, подал нам пример, поведя под венец прекрасную даму происхождением из Перу. Ее предок, испанский гранд, женился на инкской принцессе.
— Немного подальше у меня здесь друзья, — сказал я. — Догоним их, тогда на досуге займемся планами.
Девушка глянула на меня весьма сурово.
— Вы, по-видимому, не поняли меня, мистер Чантри. Мои планы уже составлены. Я еду к манданским деревням.
— Да, разумеется.
Мы сели верхом и направились к тропе. У девушки и парня оказались превосходные дорожные лошади, с приличной долей испано-берберийской наследственности, а также вьючная лошадь. Что может лежать во вьюках, я не имел понятия, но, памятуя о предстоящем долгом путешествии, надеялся, что там провизия, глядя же на юную даму, способен был поставить последний цент, что в них одежда — и не та, какая может пригодиться в дороге.
Ехали мы быстро. Животные моих спутников находились в лучшем состоянии, чем моя, да и вообще стоили больше как лошади, так что мы не тратили даром время и заодно выискивали глазами тех пятерых.
