— Не один месяц может пройти, пока я увижу Абигейл. Нам надо будет как-то перебраться через море, — говорил я, — и плыть вдоль опасных, неизвестных берегов. И нам потребуется воистину небывалое везение, чтобы вообще найти ее.
— Найдем, можешь не беспокоиться, — отрезала Лила.
— Нас ждут штормы и опасности. Нас ждут кровавые битвы. И ко всему еще закон идет за мной по следу, Лила.
— Я тебе в тягость не буду, — спокойно отвечала она. — А уж готовка моя будет куда лучше, чем пропитание того сорта, к какому ты привык.
— Тогда поехали, Лила, только учти, если не сможешь скакать верхом всю ночь, так лучше сразу оставайся дома.
— Я буду скакать верхом дни и ночи, — твердо сказала она.
И не соврала.
Все дальше на северо-запад удирали мы сквозь ветер и дождь, гоня коней по уединенным тропам, врываясь на темные улицы деревень; наши черные плащи вздувались за спиной, словно крылья гигантских летучих мышей, подковы лошадей высекали искры из булыжника.
Из ночной глуши — на улицы деревни, а потом снова в пустую ночь… На рассвете мы дали коням передохнуть в рощице рядом с дорогой, а сами сели под деревом и поели из тех запасов, что приготовила Лила, и пища оказалась добрая, вкусная и обильная. А лошади тем временем паслись.
— Так что, будут они за тобой охотиться? — спросила она, глядя на меня из-под густых бровей. — Питер Таллис говорил…
— Они думают, что монеты, которые я продал, были частью казны короля Джона, погибшей в Уоше. И сколько я ни возражал, все оказалось без толку.
— Мы едем в Бристоль?
— Раньше я подумывал об этом. Но теперь — нет. Теперь я собираюсь в Ирландию, в какой-нибудь рыбацкий городок.
Она молчала несколько минут, потом спросила:
— Ты Англси знаешь?
— Знаю.
— Я оттуда.
Я был поражен — мне и в голову не приходило, что ее родной дом не в Лондоне, а где-то в другом месте, я так ей и сказал.
— Мой отец был другом капитана Темпани и работал у него. А перед смертью и мне нашел у него место. Хочешь поехать на Англси?
— Хочу — а оттуда в Ирландию, а из Ирландии в Америку.
— Это старый-старый путь, — сказала Лила, — долгий, но в стародавние времена не раз изъезженный.
Туман ложился на траву, вплетался щупальцами паутины между темных деревьев. Рассвет мазнул по туману розовым, но пока еще едва заметно, ибо час был совсем ранний.
— Я чуть поторопился, когда сказал, что знаю Англси, — объяснял я. — Я там не был, но отец мой бывал и много мне о нем рассказывал… остров бардов и колдунов, где давным-давно жили друиды[17].
Она бросила на меня прямой и ровный взгляд из-под темных бровей.
— И сейчас еще живут, надо только знать, как найти их.
— Друиды?
— Ну да… и барды тоже.
Странная она была женщина, эта Лила. Глядя на ее задумчивое лицо, я невольно вспоминал истории о Боадицее, этой рослой и яростной кельтской владычице с пламенеющими рыжими волосами, которая с копьем в руке вела племена икенов против римлян, тех самых икенов, которые, как я слышал, были среди моих предков. Но кто может сказать наверняка? Это было очень давно.
Мы отдыхали там, пока рассвет не окрасил облака своей искусной кистью. Утреннее тепло приятно согревало застывшие мышцы, и наконец я поднялся на ноги.
— Пора, Лила. Нам ехать далеко.
Она легко взобралась в седло, и мы поехали дальше, все так же держась троп и объездов, избегая людных дорог.
Время от времени мы пускали лошадей шагом, дабы не привлекать внимания нашей спешкой и не создавать впечатления, что мы удираем от погони. Мы ехали шагом, переходили на рысь в местах, где дорога была полегче, — то на открытых вересковых пустошах-мурах, то в тени старых буков.
К сумеркам второго дня мы добрались до Криклайда, следуя вдоль старой римской дороги, которая временами сужалась до едва заметной тропки, хотя большей частью оставалась заметным трактом — но все время шла по прямой, сколько глаз видит. За городком мы пустили лошадей шагом до Аштон-Кейнза, где Темза делает излучину — здесь она просто маленький ручей, говорить не о чем.
Там оказалась гостиница, и выглядела она чистой и аккуратной.
— Попробуем провести эту ночь под крышей. Я сниму для тебя комнату, если найдется, а сам устроюсь внизу, возле лестницы в общем зале, — сказал я.
Комната нашлась. Чтобы предупредить любопытные расспросы, я объявил:
— Девушка устала, хоть она и крепкая, а я не хочу, чтобы она вымоталась перед встречей с человеком, за которого выходит замуж.
Лила глянула на меня, но ничего не сказала.
— Я — ее двоюродный брат, — объяснял я дальше, — а она сговорена за парня из Шропшира. Тоже не слабак.
— Ну да, — трактирщик глянул на Лилу и одобрительно покивал головой. — Уж лучше ему не оказаться слабаком.
Завязался какой-то пустой разговор, а жена хозяина тем временем отвела Лилу в комнатку под крышей, маленькую, но чистенькую; к тому времени, как гости разошлись и пришла пора спать, я завернулся в плащ и устроился у камина. Заведение это было небольшое, и кроме меня тут остался только один человек — невысокий, коренастый, с приятной улыбкой и бдительными глазами. Он немного смущал меня, потому что не задавал вопросов и вообще не участвовал в разговоре, однако, покуривая у огня, внимательно слушал, что говорят другие.
Когда я укладывался, кутаясь в плащ, он заметил:
— Хорошие у вас там лошадки.
— Да, — отозвался я, не желая пускаться в разговоры.
— Они дальний путь прошли, — продолжал он.
— Да, — повторил я.
— И, несомненно, им придется еще пройти немало. Такое у меня мнение, что вам бы не помешали свежие лошади, и тоже крепкие.
Вот теперь я насторожился — он явно куда-то клонил, и хорошо, если только хотел продать лошадей. Этот человек был неглуп, а такие меня всегда тревожат.
— Мои лошади — сильные, — сказал я. — Хороши для дальних поездок.
— Не сомневаюсь, — согласился он, — но что, если их вдруг придется гнать? Сколько они выдержат?
— Сколько надо будет, столько и выдержат, — отрезал я. — На других у меня серебра не припасено. Ничего, пройдут весь путь, а как дорога кончится — на зеленые пастбища, отдохнут малость.
— Ну да, ну да, но только вам все равно понадобятся другие — или я сильно ошибаюсь.
Он наклонился и выбил трубку о край очага. А потом проговорил тихонько:
— Чертовски много хлопот ты причинил своим друзьям, парень.
— Ты о чем это?
— Имя Фегани тебе что-нибудь говорит? Или имя Питер?
— А как же, Питер есть в Библии — апостол Петр, — отозвался я.
— Это другой Питер, — сухо возразил он. — Ты, парень, в большой беде, потому что люди будут про тебя расспрашивать и в Оксфорде, и в Уинчестере, и в Бристоле тоже.