Не было слышно ни звука. Ни шороха. И я тоже вслушивался изо всех сил.
Мэри все еще прислушивалась, но она уже не казалась такой настороженной. Может, это был какой-нибудь зверек. Я уже почти поставил винтовку, когда кто-то заговорил:
— Доби? Можно войти в лагерь?
Это был Чантри. Он — ясно как день.
— Заходите, — сказал я, чувствуя, что у меня гора с плеч свалилась. Никогда в жизни не чувствовал такого облегчения: ведь теперь я не был один, с больным отцом на руках.
Чантри пешим вышел из-за деревьев и остановился, чтобы я убедился, что это он. Потом подошел к костру и кинул взгляд на отца:
— Что с ним?
Я ему все рассказал. Отец спал. Чантри сказал, пусть спит, сон, мол, лучший лекарь, но когда он проснется, Чантри посмотрит его рану. А потом добавил:
— Со мной Марни и старик.
— Какой старик?
— Он много лет живет в горах… во всяком случае, он это утверждает.
— Никогда не видал здесь никакого старика. Вы уверены, что он не один из тех?
— Уверен. Во время недавней перестрелки у меня был случай убедиться.
Он подошел к опушке рощи и тихо позвал кого-то.
Они вышли — девушка, уставшая, но все равно очень красивая, и старик, до того древний и седой, что мне показалось, будто он встал из могилы. Однако двигался он легко и проворно, а по тому, как он схватил кофейник, можно было подумать, что он его собственный.
— Поспи, Доби, — сказал мне Чантри, — я погляжу за твоим отцом.
Ну… я и вправду устал.
Они подбавили хвороста в костер, и когда я улегся спать, расселись вокруг выпить кофе.
Наш дом сожгли, скот разогнали, а отца ранили. У меня была пара сломанных ребер, на краю каньона ждали люди, готовые убить нас, но я заснул. Только я закрыл глаза, как пришлось снова открыть их, потому что вовсю светило солнце. Вокруг было тихо.
Я сел и огляделся. У костра сидела Марни Фокс. Невдалеке лежал отец, под головой у него была куртка.
Чантри не было.
— Где Чантри? — спросил я.
— Поехал к дому.
— Там нет дома, его сожгли. Он только зря потратит время.
— Не сожгли, Доби. Старик смотрел в подзорную трубу, и оказывается, дом стоит. Верно, часть его сгорела, но он стоит.
Конечно, я должен был догадаться. Надо очень постараться, чтобы поджечь такие крепкие, отесанные, хорошо подогнанные бревна.
Я пошел к ручью, умылся, сполоснул рот и как можно тщательнее причесался пятерней.
Когда я вернулся к костру, Марни налила мне кофе. И в это время вернулся Оуэн Чантри со стариком, который выглядел как ходячий скелет.
Чантри нес охапку книг, некоторые из них были обуглены.
— Дом не сгорел, Доби. Только часть крыши и часть крыльца.
— Вы принесли книги, — сказал я. — Это все, что вы искали?
— Мне хотелось почитать Теннисона, — сказал он, — я… — В его глазах появилось странное выражение, и он посмотрел на Марни. — Теннисон… Над этим стоит подумать.
Они все собрались в кружок.
— Я иногда читала, — сказала Марни, — но у нас здесь мало книг. Если бы не Мак…
— Моуэтт много читает?
— Между прочим. Судя по тому, где он жил, я думаю, образование у него лучше, чем у многих.
— Брат любил Теннисона, — сказал Чантри, — и я тоже, особенно «Улисса».
Не время говорить о книгах и поэзии, нужно думать, как выбраться из этой переделки. Моуэттам нанесли урон, и они этого не простят. Они вернутся.
— По-моему, нам надо навестить Мака, — сказал Доби.
— Клайв всегда поступал не так, как все, — вслух раздумывал Чантри, — и если он хотел мне что-то передать, то передал бы по-своему.
— Эти Моуэтты нам тоже кое-что передали, — зло высказался Керноган-младший. — Они будут нас искать, а мы тут расселись, словно леди на чаепитии!
— Ты, конечно, прав, — сказал Чантри, — но я не думаю, что они придут сейчас. Раньше или позже мы покинем этот каньон, и когда мы это сделаем, они нас атакуют.
Марни принесла Чантри кружку кофе. Он с благодарностью взял ее и кинул взгляд на Доби. Он понимал, что младший Керноган не чувствует к нему приязни, наверное, из-за Марни. Ну, этого следовало ожидать. Главное, не довести вражду до крайности. Чантри и сам знал, что часто бывает несдержан, но ему нельзя быть несдержанным с Доби, который был неплохим парнишкой и наверняка станет настоящим мужчиной.
Несмотря на все свои уверения, Чантри тоже понимал, что ситуация непредсказуема. Насколько Мак Моуэтт контролировал своих людей, покажет ближайшее будущее.
Он устал, ему нужно было побриться… Вдруг Чантри почувствовал злость. Доби прав. Пора заканчивать это дело.
— Поеду к нему, — неожиданно сказал он.
Остальные непонимающе смотрели на него.
— Поеду к Маку Моуэтту и заставлю его отозвать своих псов.
— У тебя совсем крыша поехала! — Старик очнулся раньше остальных. — Тебя убьют до того, как ты к нему подойдешь. И он никого не станет отзывать, даже если бы смог.
— Посмотрим.
Марни снова вскочила на ноги. Она широко раскрыла глаза и не отводила от него взгляда.
— Они не послушают, — протестующе сказала она. — Они убьют тебя.
Естественно, они были правы, но и он тоже был прав. Возможно, Моуэтта удастся уговорить. Если так, это намного облегчит им жизнь. Попасть к Маку будет проблемой, однако в Оуэне Чантри вместе с нормальной осторожностью уживалось и безрассудное ирландское упрямство — некоторые именно так и называли эту черту характера. Другие называли ее откровенной дуростью. Но в нем это было — сжать кулаки и пойти напролом. И уж лучше он, чем другие.
— Они меня не ожидают, — сказал он выдержанно. -Я спокойно войду.
— Спокойно войдете, — хмуро отозвался Доби, — но никогда не выйдете.
— Тебе бы это понравилось, верно, Доби? — Чантри разозлился, но тут же пожалел об этом.
Все сразу насторожились. Доби покраснел.
— Нет, сэр, — сказал он. — Мы с вами, наверное, не сойдемся в поединке, но мне не хотелось бы, чтобы вас убили. Точно не хотелось бы. — Доби сглотнул. — Дело в том, что я иду с вами. Я могу стрелять, и я не струшу. Мы пойдем вместе и вы увидите: вы тут не единственный мужчина.
— Я никогда не сомневался в этом, Доби, — искренне сказал Чантри. — Но мне нужно пойти одному. В конце концов, они убили моего брата. Что бы они ни искали, это принадлежит мне.
— Может, оно и так, — упрямо произнес Доби, — а может быть, и нет. Может, это зарыто в землю или спрятано в пещере, тогда оно достанется тому, кто его найдет.
Чантри пожал плечами.
— Что бы это ни было и где бы это ни было, — сказал он спокойно, — брат надеялся, что это найду я, а значит, спрятал соответствующим образом.
Ему хотелось, чтобы все поскорее прошло, точило подсознательное желание закончить игру и встать из-за стола, как случалось уже много раз. Но разве это само по себе не является одной из форм трусости?
