Он решил не отклоняться от темы разговора.
— Расскажите мне о Спикере, — попросил Пенстивен.
— Все очень просто, — сказал Шор. — Раньше у него был подбородок. А теперь нет. Вот и все.
— А что произошло?
— С ним-то? Он тогда был молодым бездельником, нахальным и самоуверенным. Его отец владел большим ранчо. Я видел его фотокарточку тех лет, и надо сказать, парнем он из себя был видным. Самая красивая девушка во всей округе была влюблена в него, и дело будто бы шло к свадьбе. Но в один прекрасный день наш герой ввязывается в перестрелку. Дело было в салуне, куда он завернул, чтобы пропустить кружечку-другую имбирного эля, будучи в то время поклонником не слишком крепких напитков. Так вот, тот парень, с которым они повздорили, прицелился и отстрелил ему подбородок, и тогда наш малыш Спикер, захлебываясь собственной кровью, выхватил нож и воткнул его в противника. И готово — насмерть.
После этого ему пришлось целых несколько месяцев проваляться в больнице. Когда же он наконец вышел оттуда, то девица едва взглянула на него и резко передумала выходить замуж. И я её не осуждаю. Спикер же словно взбесился. Он наделал столько шуму, что, прослышав о его похождениях, Джек Крисмас взял его к себе. Так что Спикер запросто всадит тебе пулю в лоб и даже не поморщится. Вот так. В нем не осталось ничего человеческого. Совсем ничего. Чуть что не по нем — тут же хватается за пистолет.
Пенстивен вспомнил, как спокойно и выжидающе переглядывались между собой трое обитателей хижины. Теперь ему вся стало ясно. Они просто терпеливо дожидались, когда тщедушный человечек пристрелит-таки непрошенного гостя, нагло нарушившего его покой.
— Мне это ровным счетом ни о чем не говорит, — заявил он вслух. А затем добавил. — Думаете, Крисмас может мною заинтересоваться?
— На кой черт ты ему сдался, — небрежно бросил Шор. — Ты же не бандит и не проходимец. А какие у него могут быть дела с таким образцово честным парнем, типа тебя?
— Не надо больше об этом, — сказал Пенстивен.
— Ладно, — согласился Шор. — Просто твоя болтовня действует мне на нервы. А лошадь все-таки хороша, да?
— Вообще-то я её совсем не разглядел, — честно признался Пенстивен.
— Ты что, не помнишь Красотку?
— Признаться, не очень хорошо.
— Хотя ничего удивительного, ты тогда был совсем плох, — заключил Шор.
— Это я признаю. Но я бы сказал, что только слепец не заметит достоинств Красотки. Старина Крисмас… ты, наверное, ему очень понравился, раз он велел отдать тебе эту лошадь — и сто восемьдесят тысяч баксов тут не при чем. С лучшими лошадьми просто так не расстаются! Ведь зачастую быстрый конь становится единственной надеждой на спасение. Это одна из его причуд. Рисковый он мужик.
— А мне он показался таким спокойным, уравновешенным…, — пробормотал Пенстивен.
— И этого у него не отнять. Он многолик и непредсказуем. Как тот черт, что, если верить молве, водится в тихом омуте. Ну так что, ты наелся?
— Да.
— Тогда идем взглянем на это сокровище, на Красотку!
Они отправились на задний двор гостиницы, где у ограды загона уже собралась толпа. В загоне находилось около десятка лошадей, но лишь одна привлекала к себе всеобщее внимание, и это была Красотка.
Она была поистине прекрасна. Пенстивен смотрел на неё во все глаза и не находил ни малейшего изъяна. Это лошадь воплощала собой само совершенство, и он был без ума от нее.
Пенстивен облокотился о столб ограды и не сводил с неё глаз. Лошадь будто сошла с картины, нарисованной рукой мастера, и каждое её движение было исполнено легкости и грации. Всякий раз, когда она вдруг оборачивалась и поднимала голову, по толпе пробегал восторженный ропот и слышались восхищенные возгласы.
Однако вскоре Пенстивену стало ясно, что многие из толпившихся у загона людей хотя и были захвачены созерцанием этого волнующего зрелища, но только выказываемый ими интерес был явно не столь безразделен, ибо смотрели они сначала на лошадь, а потом на него! И в их глазах угадывались восторг восхищение, с каким обычно смотрят на что-то прекрасное и недосягаемо возвышенное.
Затем за спиной у Шора и Пенстивена раздался низкий голос, принадлежавший никому иному как шерифу Чарльзу Уэйсу.
— Что, док, вовремя подсуетился и захомутал парня? Что ж, к сожалению, конкретных улик против тебя у меня нет, но уж я-то знаю, что ты за птица. Так же как знаю, на какого босса ты работаешь. До сих пор ему везло, впрочем, как и тебе. Но рано или поздно я все равно доберусь до тебя. Уж можешь не сомневаться!
— Да ладно тебе… Заткнись, Чарли, — лениво отмахнулся Шор, медленно оборачиваясь.
— Ты — паршивая крыса, — процедил шериф сквозь зубы. — Гадкая, мерзкая крыса, вот ты кто! Но я все равно прижму тебя. Если бы не ты, то этот парень мог бы остаться честным человеком. Он оказался на мели, а ты поспешил воспользоваться этим, чтобы обратить его в свою веру. Я знаю, что он сделал. Он присоединился к шайке Крисмаса. Да, я знаю лишь то, что и все остальные из сбежавшихся сюда ротозеев — что прежде на этой кобыле ездил Крисмас, а теперь её хозяином стал он. Ты можешь сколько угодно злорадствовать у меня за спиной, но только очень скоро я найду способ поквитаться с тобой! Не сомневайся.
Шериф замолчал, и Пенстивен краем глаза видел, как он развернулся и зашагал прочь.
— Я не сомневаюсь лишь в том, что ты старый дурак, — огрызнулся Док Шор.
Но сказано это было не очень громко, и Пенстивен с большим интересом отметил про себя данную подробность. Что же касается его самого, то он понял, что заключил сделку с самим дьяволом, и об этом теперь знали все.
Вернувшись в гостиницу, Пенстивен собрал вещи и отправился к дому миссис Стилл, находившемуся на почтительном расстоянии от города и напоминавшему старинную крепость, выстроенную на небольшом полуострове как раз в том месте, где русло быстрого ручья делало крутой изгиб, окружая его стены сразу с трех сторон и даже в самые жаркие летние дни наполняя воздух живительной прохладой. С противоположной стороны вплотную к дому подступала стена вековых деревьев, под сенью которых был сооружен массивный стол, предназначенный, очевидно, для трапез в самый разгар лета.
Во дворе перед домом не было ни души, и тогда Пенстивен решил зайти с другой стороны и попытать счастья с черного хода, для чего и направился на задний двор, осторожно ступая по узенькой тропинке, протянувшейся вдоль стены. Воды ручья основательно размыли прибрежный склон, так что при взгляде вниз с высокого обрыва был виден тонкий слой почвы, пронизанный хитросплетеньем корней и гладко обточенный волнами склон скалы, спускающийся к самой воде.
