перепалка длилась еще некоторое время. Дик Стоун и Уилл Паркер поддержали Сэма, но им не удалось меня переубедить. В конце концов Сэм с неохотой сдался:
– Ну ладно, ладно! Бейтесь своим твердым лбом хоть в десять, хоть в двадцать стен, если вам это нравится. Не имею ничего против. Но я лично прослежу за тем, чтобы борьба была честной, и пусть пеняет на себя тот, кто нарушит правила! Пули моей Лидди разорвут его в сотню клочьев, которые унесет в облака, если не ошибаюсь!
Далее договорились о следующем. На просторной песчаной площадке начертят восьмерку, то есть фигуру, состоящую из двух петель или нулей. Каждый из противников должен будет стать внутри одной из петель, не имея права выходить за ее пределы до окончания поединка. О пощаде не могло быть и речи. Кому-то из нас двоих предстояло погибнуть. Мстить за погибшего никто не имел права.
Когда достигли полного соглашения, с вождя сняли ремни, и я выкурил с ним калюмет. После этого мы освободили остальных двух пленников, которые вместе с Тангуа отправились к своим соплеменникам, чтобы предупредить их о предстоящем состязании.
Главный инженер и землемеры тотчас набросились на меня, но я не обращал на них никакого внимания. Сэм, Дик и Уилл тоже были недовольны мной, но они хоть не ругались. Хокенс ворчал:
– Неужели нельзя было придумать что-нибудь получше этой чертовщины? Эх, безрассудный вы экземпляр! Вот скажите, какой прок с того, что вас прирежут?
– Никакого…
– Вы же прекрасно понимаете, что смерть – последнее, что вообще случается с человеком.
– Не совсем.
– Что вы имеете в виду?
– Что потом будет еще кое-что. Например, похороны.
– Прикройте свой клюв, благородный сэр! Если вы и дальше будете продолжать в том же духе, моя опека перейдет на более достойного субъекта.
– Вы в самом деле переживаете за меня?
– Дурацкий вопрос! Вас ведь прикончат, дело ясное! И что мне тогда делать? Кого учить уму-разуму?
– Какого-нибудь другого гринхорна.
– Вам легко щебетать, а где найти такого же уникума, как вы? Одно могу сказать, сэр: если с вами что-нибудь случится, этим краснокожим несдобровать! Я обрушусь на них, как неистовый Уланд!
– Роланд [27], вы хотели сказать, Сэм… – поправил я его.
– Да мне все равно! Роланд или Уланд! Не это главное, а то, что дело им легко с рук не сойдет! Кстати, как там насчет вашего человеколюбия, сэр? Знаю ведь, что у вас доброе сердце и что для вас убийство человека противоестественно. Так вот, нет ли у вас тайной мысли всего лишь оглушить парня, которого вам выберут в противники?
– Хм…
– Хм? Сейчас не время хмыкать. Вы будете драться не на жизнь, а на смерть!
– А если я его просто раню?
– Вы уже слышали, рана не в счет, противник должен быть убит.
– Речь идет о ране, которая лишит его возможности продолжать бой.
– Какое это может иметь значение? Вас все равно не признают победителем и выставят другого противника. В условиях поединка ясно сказано, что побежденный должен умереть, непременно умереть! Слушайте меня внимательно, юноша: если вы только раните врага, вам придется добить его, нанести последний удар просто из жалости. И никакого этого… как его… человеколюбия! Кайова – настоящие бандиты, и именно они виноваты во всем. Началось с кражи лошадей у апачей, помните? Убивая одного из этих негодяев, вы спасаете жизнь многим апачам, а если вы его пощадите, мескалеро погибнут. И еще. Скажите мне одну вещь, только откровенно. Вы, случайно, не падаете в обморок при виде крови?
– Неужели для вас так это важно, Сэм? Не волнуйтесь. Я не собираюсь быть снисходительным к противнику, потому что и он не пощадит меня. Я должен спасти жизнь многим людям. Это будет настоящий поединок.
– Вот умные слова, которые не часто услышишь от гринхорна! Теперь я спокоен, а то было ощущение, будто я отдаю на заклание собственного сына. И все-таки лучше бы мне самому взяться за нож. Может, позволите, сэр?
– О чем вы, дорогой Сэм? Во-первых, мне кажется, лучше уж погибнуть растяпе-гринхорну, нежели опытному вестмену вроде вас, а во-вторых…
– Ну ладно, хватит! Кому нужен такой старый хрыч, как я…
– Стоп! – прервал я его точно так же, как он меня. – Во-вторых, это вопрос чести, и я никому не позволю заменить меня в поединке. Да и вождь не пойдет на это. Он жаждет моей крови.
– Вот этого я никак и не могу взять в толк! В самом деле он ополчился на вас, именно на вас. И все же я надеюсь, наша возьмет. А теперь – внимание! Идут!
В этот раз краснокожие приблизились к нам почти торжественным маршем. Их было уже меньше, чем прежде, поскольку несколько десятков воинов остались охранять пленных. Тангуа провел своих воинов мимо нас на заранее обусловленное место. Индейцы встали кругом, заняв три его четверти и оставив нам, белым, одну.
Мы заняли свое место, после чего вождь подал знак. Из рядов краснокожих вышел воин поистине геркулесовского сложения. Все оружие, кроме ножа, он положил на землю и разделся до пояса. Всякий, кому пришлось бы увидеть его устрашающее, намазанное медвежьим салом тело и обнаженные стальные мускулы, не на шутку испугался бы за мою дальнейшую судьбу. Тангуа вывел его на середину площадки и уверенным в победе голосом провозгласил:
– Вот стоит Метан-Аква – Молниеносный Нож, самый сильный воин кайова, чей клинок не смог отразить ни один воин. Он будет сражаться с бледнолицым, получившим прозвище Олд Шеттерхэнд.
– Дьявольщина! – шепнул мне Сэм. – Это же Голиаф! Дорогой сэр, вам конец!
– Не торопитесь.
– Строите из себя героя? Есть только один способ противостоять гиганту.
– Какой?
– Не затягивать поединок, иначе индеец измотает вас, и тогда вы пропали. Что там у вас с пульсом?
Ухватив меня за запястье, Сэм нащупал пульс.
– Слава богу, не больше шестидесяти в минуту, – значит, все в порядке. Не волнуетесь и не боитесь?
– Этого еще не хватало! Нервничать и бояться в тот момент, когда жизнь зависит от хладнокровия и выдержки. Имя этого великана также красноречиво, как и его облик. Понятно, почему Тангуа выбрал его и нож. Сейчас проверим, в самом ли деле он такой непобедимый.
Произнося эти слова, я последовал примеру противника и также разделся до пояса. Такое условие мне не выдвигали, но никто не должен был думать, что в складках одежды я ищу хоть какую-то защиту от ударов ножа. «Медведебой» и револьверы я передал Сэму, сердце которого колотилось так громко, что даже мне было слышно. Не скажу, что я был совсем хладнокровен, но всеохватывающего волнения не ощущал. Спокойствие и уверенность – вот что самое важное в случае смертельной опасности.
Рукояткой томагавка на песке начертили довольно большую восьмерку, после чего Тангуа указал нам наши места.
Молниеносный Нож смерил меня
