А бледнолицые, ничего не подозревая, говорили между собой только о Бонанзе. Один Хум ехал спокойно, держась несколько в стороне от остальных и размышляя, как бы уговорить своих, товарищей вести себя благородно. Через какое-то время к нему присоединился Его Высочество и с усмешкой спросил:
— То, что ты говорил раньше о благородстве, это была лишь шутка, не так ли?
— Нет, сэр. Этот человек отдаёт нам половину своих сокровищ, и мы были бы последними подлецами, если бы не сдержали своего обещания.
— Так у вас действительно такие намерения? Фи! Я никогда не был бесчестным человеком и никогда таким не буду, но каждый знает, что не следует выполнять обещаний, данных индейцам.
— Это так подло, сэр, что я… Гм! А, кроме того, Ято Инда не индеец, его отец был белым!
— Это тем более не причина, чтобы как-то по-другому к нему относиться. Метисы ведь намного хуже, коварнее и подлее, чем чистокровные индейцы. Пускай он покажет нам Бонанзу, а потом идёт куда глаза глядят.
— Без своей доли?
— Конечно! Отдать ему такое количество золота было бы с нашей стороны просто безумием!
— Я не соглашусь с тем, чтобы он был обманут!
— Не выставляйте себя на посмешище! Вам ведь ничего не удастся сделать против всех остальных!
— А если всё же…
— Что? Что вы собираетесь сделать?
— Что я сделаю, а что не буду делать, будет зависеть от вашего благородства.
— Это что, угроза, сэр?
— Если вы не поступите с метисом благородно, то можете считать это угрозой!
Виннету называл золото «смертоносным песком», потому что ему было известно много случаев, когда быстро и легко добытый металл приносил его «счастливым» обладателям только несчастье. И здесь, хотя ещё никто не видел Бонанзы, проявились уже последствия жажды наживы. Предводитель, чьим любимцем Хум был всё это время, отбросил все приличия и с нескрываемой враждебностью на лице пригрозил:
— Не вздумайте предупредить метиса или предпринять что-либо против нас! Если на кон поставлена Бонанза оф Хоака, то я не собираюсь шутить. Я хочу предупредить тебя: если что-то случится, то ты можешь рассчитывать только на пулю!
После этой угрозы, которую он высказал совершенно серьёзно, Его Высочество хлестнул коня и устремился в голову колонны, чтобы держаться вблизи метиса. Хум же остался в самом хвосте, сознательно замедлив шаг коня. Остальные бледнолицые, слышавшие этот разговор, обгоняя Хума, оборачивались и не менее решительно высказывали в его адрес подобные угрозы. В конце концов, Хум отстал настолько, что все скрылись из его глаз. Он так же сильно, как и все остальные, хотел найти золото, но задуманный ими обман настолько возмутил его, что ему даже расхотелось спешить вместе со всеми к таинственной Бонанзе.
Поэтому он увидел скалы, окружающие со всех сторон ущелье, в котором якобы и находилось легендарное хранилище золота, позже остальных. А увидев, от удивления остановил коня. Минутой позже он соскочил с него, чтобы не оказаться замеченным, поскольку неподалёку от Эстрехо увидел бегающие фигуры, в которых при всём своём желании не мог не узнать своих товарищей. Вскоре после этого вспыхнул яркий огонь, и до него донёсся многоголосый вой, означающий боевой клич краснокожих. Сомнений не было — перед ним были индейцы.
Хума охватила тревога. К счастью, наступали сумерки, и индейцы, полностью занятые своими делами возле ущелья, по сторонам не смотрели и его не заметили. Они считали, что им удалось захватить в ловушку всех бледнолицых.
Хум решил попытаться спасти своих товарищей. Не желая, чтобы индейцы его заметили, он подождал, пока окончательно стемнеет, и поскакал, но не напрямую — там огонь становился всё больше и больше, — а придерживаясь левой стороны.
Огонь пылал с западной стороны горы, поэтому он поехал на восток и отыскал там укромное местечко, где привязал коня. Немало времени ушло на то, чтобы незаметно приблизиться к краснокожим. Пробираясь на запад, Хум добрался наконец до места, откуда был виден огонь, пылающий на расстоянии около двухсот шагов от него. Пламя было таким сильным и высоким, что свет от него доходил и до того места, где укрылся Хум. Он не рискнул пробираться дальше, потому что видел множество краснокожих, занятых подбрасыванием в огонь всё новых и новых вязанок хвороста.
Но краснокожие были не только там. Горы тоже оказались освещены пламенем, и, взглянув в их сторону, Хум увидел индейцев и там: они взбирались наверх и разбегались там по сторонам. Потом сверху раздался какой-то голос. Судя по набору слов и выражений, говорил краснокожий, потому что он пользовался смесью английского языка и индейских слов, а так говорили только индейцы. Хум не сумел разобрать всех слов, но без особого труда понял основной смысл речи краснокожего. Вкратце он сводился к следующему:
— Бросьте всё оружие и отойдите в глубь Эстрехо. Кто начнёт стрелять или обороняться каким-либо другим образом того ждёт мученическая смерть на колу, а тому, кто сдастся без сопротивления, мы даруем жизнь!
«Ах, теперь я понимаю! — подумал Хум. — Белые оказались в ловушке внутри Бонанзы. Бонанза? Гм! Теперь завеса спала у меня с глаз, и я всё понял! Здесь нет вовсе никакой Бонанзы! Этот подлый метис был шпионом краснокожих, он одурачил нас своими нуггетами, чтобы мы попали к ним в руки. Как хорошо, что я порядочный человек, если бы я им не был, то сидел бы теперь также вместе с остальными в этой мышеловке! Я должен вызволить их оттуда, только я могу им помочь! Но как? Их только тридцать человек, в то время как индейцев, кажется, раза в три больше».
Он немного поразмышлял над тем, как ему помочь товарищам, после чего решил: «Это будет трудно, если вообще возможно. Я не могу пойти ни в сторону огня, ни взобраться по скалам, потому что наверху так же светло, как и внизу. Гм, что кажется невозможным с северной стороны, может оказаться возможным с южной».
Повернувшись, он поспешил в другую сторону, но не сделал и ста шагов, как перед ним внезапно появилась невысокая, щуплая фигура и неожиданно обратилась к нему по-немецки:
— Стойте, дорогой незнакомец! Куда это вы так спешите? Будьте так любезны, дайте своим ногам передышку, в противном случае мне придётся пальнуть по ним из своего ружья!
Хум знал немецкий язык. К нему обратился немец, значит, в любом случае он не был врагом, но Хум был так захвачен своей мыслью о том, чтобы как можно скорее оказаться с другой стороны Эстрехо, что даже не подумал о том, насколько необычна такая встреча, и не остановился, лишь на бегу ответив тоже по-немецки:
— Оставьте меня в покое. У меня нет ни секунды свободного времени!
