— Когда оно появится?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Мне только известно, что оно должно прийти и мы должны быть наготове.
— Вы получите дополнительные сведения?
— Возможно, но сомневаюсь. Подобные сведения трудно передавать. Может быть, вам с вашими знакомствами на речных пристанях удастся что-то услышать? Но чем меньше об этом разговоров, тем лучше. Учтите, что я вынужден остерегаться не только испанцев, но многих наших людей, которые не прочь сами подобрать лакомый плод, готовый упасть с дерева. У меня хороший корабль, но я не Дрейк, не Фробишер и не...
— Но Хокинсу вы, пожалуй, не уступите.
Он улыбнулся:
— Возможно, но даже и он пока ничего об этом не знает.
— Я остаюсь с вами, сэр Джордж.
— Прекрасно! — Он протянул мне руку. — Заканчивайте свои дела и возвращайтесь. Мы должны, не задерживаясь, снова выйти в море.
Я сменил свою шляпу с плюмажем на плоский берет и темный капюшон. Затем, вооружившись шпагой, кинжалом и парой пистолетов, сошел на берег и направился в контору Эммы Делахей.
Я быстро договорился с ней о своих делах и оставил на шестьдесят фунтов товаров.
— Поступайте с ними как найдете нужным. Я вернусь, когда кампания завершится. Если мое возвращение затянется, распорядитесь моим капиталом в моих интересах и положите прибыль на мой счет. Рано или поздно я непременно вернусь.
Сейчас меня удивляют мои собственные слова. Какое смутное предчувствие беды побудило меня сказать именно так? Казалось, я только проявляю предусмотрительность, и, конечно, мне и в голову не приходило, что произойдет столько событий, прежде чем я снова переступлю порог конторы Эммы Делахей.
«Элизабет Бонавентюр» снова вышла в море.
Дул попутный ветер, и мы на полных парусах стремительно неслись к берегам Франции. У нас были сведения, что там видели несколько испанских судов, направлявшихся в сторону Англии. Но мы их не обнаружили, и сэр Джордж распорядился сменить курс на юг, к Азорским островам, надеясь там найти добычу.
Сэр Джордж владел обширными поместьями, но был постоянно обременен долгами. Богатые трофеи помогли бы ему расплатиться с долгами, которые накопились у него из-за его расточительства. Вместе с возрастом к нему пришла рассудительность, и он намеревался восстановить свое состояние. Судно, груженное сокровищами и шедшее из Вест-Индии или от берегов Америки, решило бы все его проблемы.
Мы находились в море уже около десяти дней, когда как-то на рассвете я услышал крик впередсмотрящего:
— Судно!
— Где?
— Три румба слева по борту!
Наш корабль сделал поворот, и мы легли на другой курс, направляясь к «испанцу». Красивое судно с высокими бортами, испанский галион, по-видимому, шло из Вест-Индии.
Палубы освободили, зарядили пушки, и, подойдя к испанскому талиону, мы дали бортовой залп. Ядра срезали фок-мачту и оторвали кусок бушприта. Сэр Джордж знаком подозвал меня:
— Вы пойдете с абордажной командой. Как только захватите судно, немедленно произведите необходимый ремонт, а затем присоединитесь к нам.
Суда столкнулись бортами. Абордажная команда, держась за снасти, изготовилась к атаке. На палубе «испанца» толпились матросы. Наш бортовой залп нанес судну серьезные повреждения, и офицеры, находившиеся на юте, потеряли возможность управлять боем.
Матросы из абордажной команды разом, как один человек, перескочили на палубу вражеского корабля. Разгорелась короткая яростная схватка. На меня напал испанец с кортиком. Я проткнул его шпагой и сразу вслед за тем разрядил пистолет в другого. На меня бросились еще двое, но одного убил один из наших матросов — крепкий парень из Йоркшира, а со вторым управился я сам. Испанцы отступили. В их рядах началось замешательство: там, где сражались, по-видимому, баски, сопротивление совсем ослабло.
Человек десять басков держались вместе. Внезапно все они бросили оружие и сдались. Один из них, высокий белокурый парень с великолепным торсом, отдал мне свою шпагу.
— Капитан, — сказал он, — нас насильно завербовали. Никто из нас не хотел сражаться.
— Тогда ступайте к мачте и, если увидите, что ее можно починить, займитесь ремонтом. Если нет — спилите. Будете нам помогать — получите свободу.
Баски побежали к мачте. Сражение уже почти закончилось, только несколько упрямцев отказывались сдать свои шпаги. Мне было жаль убивать воинов, и я старался убедить их сдаться.
На юте стоял капитан галиона. У его ног лежали два трупа: один, по-видимому, штурман, другой — помощник капитана, хотя я плохо разбираюсь в порядках на испанских судах.
Капитану было не больше шестнадцати лет. Он, вероятно, занимал свой пост в силу знатности своей семьи. В этих случаях капитану обычно придают тщательно подобранных помощников, которые и несут на себе все бремя службы. Оба помощника были убиты, и вот юный офицер остался один. Красивый юноша стоял, гордо выпрямившись, бледный, но бесстрашный.
— Вы взяли штурмом мое судно, — сказал он, смотря на меня с удивлением. По-видимому, он еще не оправился от шока: наш бортовой залп оказался весьма впечатляющим. — Это был мой первый бой.
— И мой тоже, — ответил я. — Если вы обещаете не устраивать неприятностей, я пощажу вас.
— Разумеется, даю слово.
— Капитан, — раздался голос Уилси, матроса из моей команды, — смотрите!
В нашу сторону шли четыре корабля. Пока они были еще довольно далеко. После того как мы взяли на абордаж испанский галион, мы разошлись с «Бонавентюр», и теперь она виднелась где-то на горизонте. Испанские суда отрезали нас от нашего корабля.
— Уилси, — распорядился я, — отправьте пленных в трюм, кроме тех, что чинят мачту, и приготовьте пушки к бою.
Я снова взглянул на приближающиеся испанские суда и затем на наш корабль.
— Велите Бруксу поднять оставшиеся паруса.
Я мало что понимал в управлении кораблем, едва ли больше, чем мой предшественник молодой кабальеро. Сэр Джордж вряд ли намеревался оставить меня в роли капитана. Он, несомненно, предполагал сам взойти на борт захваченного корабля.
Приказав отправить молодого испанца в трюм, я велел очистить палубу от обломков рангоута и уходить от испанских кораблей. Но уходить от них — значило уходить и от «Бонавентюр», но иного пути у нас не было.
Я спустился вниз в роскошно обставленную кают-компанию. В кресле, бессильно откинувшись на спинку, сидел безутешный молодой испанец.
— Не отчаивайтесь, — сказал я ему. — С вами будут обращаться как с джентльменом.
— Но я допустил такую оплошность!
— Одна оплошность — это еще не вся жизнь, а кроме того, никакой оплошности вы не допустили. Оставайтесь здесь, я должен выйти на палубу.
