Юноша осторожно подъехал к берегу. Разведчик перекинул на корму доску, оставшуюся от развалин крепости, и жестом пригласил офицеров в пирогу. После этого все снова было тщательно приведено в прежний беспорядок. Соколиному Глазу удалось добраться до пироги, не оставив после себя следов. Хейворд молчал, пока индейцы, осторожно гребя веслами, не отплыли на некоторое расстояние от крепости под широкую темную тень, падавшую с гор на зеркальную гладь озера.
– К чему этот тайный поспешный отъезд? – спросил он наконец.
– Если бы кровь онайды могла оставить след на воде, по которой мы плывем, то вам сразу стало бы ясно, почему мы это делаем, – ответил разведчик. – Разве вы забыли, кого убил Ункас?
– Конечно, нет. Но ведь вы говорили, что он один, а мертвецов нечего опасаться.
– Да, он был один в своем дьявольском деле! Но индейцу редко приходится опасаться, что его кровь прольется без того, чтобы вскоре не раздался предсмертный крик кого-либо из его врагов.
– Но наше присутствие, авторитет полковника Мунро, я думаю, послужат достаточной защитой от гнева наших же союзников, особенно в том случае, если индеец ценит свою жизнь. Надеюсь, из-за такого пустяка вы нисколько не изменили намеченный маршрут?
– Неужто вы думаете, что пуля этого негодяя свернула бы в сторону, окажись на ее пути хоть сам король? – упрямо возразил разведчик. – Почему же этот великий француз не помешал гуронам напасть на нашу колонну, если уж так сильно, по-вашему, влияние белых на индейцев?
Ответ Хейворда был прерван стоном Мунро. Помолчав немного, Хейворд сказал:
– Только бог рассудит этот поступок Монкальма.
– Вот-вот. Теперь-то в ваших словах есть смысл, так как вы исходите из религии и честности. Одно дело – направить полк своих солдат утихомирить стычку между индейцами и пленниками, а совсем другое – задабривать гнев дикаря, чтобы он забыл свой нож и ружье, называя его своим сыном. Нет-нет! – продолжал разведчик, оглядываясь на скрытые в тумане стены форта Уильям-Генри, и, рассмеявшись своим тихим задушевным смехом, сказал: – Нас разделяет теперь вода. И если только эти черти не подружатся с рыбами и не узнают от них, кто ранним утром проплыл по озеру, мы пройдем весь Хорикэн, прежде чем они сообразят, каким путем догонять нас.
– Враги впереди и враги сзади. По-видимому, наше путешествие будет полно опасностей.
– Опасностей? – спокойно повторил Соколиный Глаз. – Нет, оно будет не так уж опасно. Тонкий слух и острое зрение помогут нам опередить негодяев на несколько часов, а если придется прибегнуть к ружью, то по крайней мере трое из нас умеют управляться с ним так же хорошо, как любой из тех, кого вы можете встретить в этих местах. Нет-нет, об опасности нечего говорить, но, вероятно, придется идти форсированным маршем, как сказали бы вы. Может быть, случится нападение, стычки или иное развлечение в этом роде, но укрыться будет везде удобно, и боевые припасы у нас в изобилии.
Возможно, что понятия Хейворда об опасности несколько отличались от понятий разведчика. Вместо того чтобы ответить охотнику, он сидел молча, пока пирога скользила по воде. На рассвете они приплыли к протокам озера и стали быстро и осторожно пробираться среди бесчисленных островков.
Чингачгук положил весло. Ункас и разведчик вели легкое судно по запутанным, извилистым протокам, где каждый лишний фут, сделанный ими, мог приблизить их к какой-нибудь опасности.
Внимательный взгляд сагамора переходил с островка на островок, с одной заросли на другую; когда же перед ним расстилался водный простор, его острый взгляд устремлялся вдоль обнаженных скал и грозных лесов, нахмурившихся над узкими протоками.
Хейворд, любуясь красотой места и в то же время испытывая тревогу, внимательно следил за всем и только подумал, что тревога его не имеет достаточных оснований, как весла перестали двигаться по сигналу, данному сагамором.
– У-у-ух! – вскрикнул вдруг Ункас почти в то же мгновение, как легкий удар его отца по борту пироги предупредил о приближении опасности.
– Что такое? – спросил разведчик. – Озеро так гладко, словно ветры никогда не дули, и я могу видеть на целые мили вперед. Только черная голова чомги вынырнула из воды…
Индеец поднял весло и указал в ту сторону, куда был устремлен его пристальный взгляд.
Дункан взглянул в том же направлении. В нескольких десятках футов от лодки лежал один из низких лесистых островков; он казался таким спокойным и мирным, как будто его уединения никогда не нарушал человек.
– Я ничего не вижу, – сказал он, – кроме суши и воды. Очень красивый вид…
– Тсс! – перебил его разведчик. – Да, сагамор, у тебя есть разумная причина для каждого поступка. Это только тень, но она неестественна… Видите, майор, как бы полоску тумана над островом?
– Это испарения, поднимающиеся над водой.
– Это ясно и ребенку. А вот что за темная полоса окаймляет туман снизу? Ее можно проследить до чащи орешника. Она идет от костра, но уже потухающего.
– Ну так подъедем к этому месту и разрешим наши сомнения, – сказал нетерпеливый Дункан. – Людей, должно быть, немного, если они могут уместиться на таком клочке земли.
– Если вы будете судить о хитрости индейцев по правилам, отысканным в книгах, то это приведет вас к ошибкам, если не к смерти, – возразил Соколиный Глаз, осматривая приметы местности с присущей ему проницательностью. – Если мне дозволено будет говорить, то я сказал бы, что нам остается на выбор: либо вернуться и отказаться от мысли преследовать гуронов…
– Никогда! – вскрикнул Хейворд слишком громким голосом при данных обстоятельствах.
– Ну-ну, – продолжал Соколиный Глаз, делая поспешный жест, чтобы остановить порыв нетерпения молодого человека, – я и сам того же мнения, но полагал, что я должен был сказать все. Значит, мы должны плыть дальше и, если в протоках находятся индейцы или французы, повернуть пирогу и пробиться между теми нависшими скалами. Правду ли я говорю, сагамор?
Индеец вместо ответа опустил весло в воду и быстрее погнал пирогу. Так как он управлял ее ходом, то это движение ясно выражало его решение. Все сильно налегли на весла и через несколько минут доплыли до места, откуда перед ними открывался весь северный берег острова, скрытый до тех пор.
– Вот они, – прошептал разведчик, – две лодки и дым. Негодяи еще не разглядели нас благодаря туману, а не то мы услыхали бы уже боевой клич… Налегайте сильнее, друзья! Мы уходим от них и почти ушли от их пуль…
Хорошо знакомый треск ружья, пуля из которого скользнула по спокойной поверхности пролива, и пронзительный крик, раздавшийся с острова, прервали его слова, показывая, что их лодка замечена. Через несколько мгновений они увидели, что дикари бросились в лодки и пустились вслед за беглецами. Насколько мог видеть Дункан, ничто не изменилось ни в выражении лица, ни в движении трех проводников, только взмахи весел стали длиннее и ровнее, и маленькая лодка послушно неслась вперед.
