Клод Фаррер - Во власти опиума

В то время желтый император Хоанг Ти вел свой народ через пустыню.

Под его началом было великое множество людей. День за днем, день за днем мрачно шагали они за императором, а ночью ложились на голую землю. Не было у них ни верблюдов, ни лошадей и почти не было и одежды; кожа их отливала матовой белизной, она еще не была позлащена солнечными лучами равнин срединной земли.

Только один император был уже желт. Беспорядочно торчали их жесткие волосы, и почти не было заметно следов мысли на их челе.

Никто не знал, откуда они шли, их видели великие ледяные пустыни и они направлялись к ужасному лесу, кишевшему драконами, тиграми и злыми духами, — сторожевому лесу, расположенному перед обетованной империей, как собака перед добром своего хозяина.

Каждый вечер, когда Хоанг Ти раскидывал свой шатер из кож животных, углы которого подымались подобно углам крыши, народ устремлял глаза туда вдаль на юг и ясно различал в далеком будущем дворцы, вздымающиеся крыши которых были также изогнуты.

Итак, однажды вечером Хоанг Ти раскинул свой шатер на берегу чрезвычайно широкой реки, которая с этих пор начала называться Желтой — Хоанг-хо. Вдали уже видны были верхушки первых деревьев сторожевого леса. Хоанг Ти дошел до самого берега быстро текущей реки и долго всматривался в лес. С черного востока и до красного запада тянулся он беспредельной, непрерывной полосой. Хоанг Ти прислушивался, как плачет он, — это ветер шумит в листве, как свистит он — это драконы тоскуют от близости человека, как ревет он — это тигры выходят из своих берлог, как только повеяло ночным холодком. Народ позади императора со страхом ощущал, что в ночной тьме молчаливо слетаются злые духи. Перед ликом таких ужасов многие устрашились, и сам Хоанг Ти, не страшась конечно ни зверей, ни богов, трепетал, может быть, на пороге той Обетованной империи, которую должен был основать.

Но, когда на западе тоже потемнело, и Хоанг Ти вошел в свой шатер, то никакой тревоги не было видно на его замкнутом лице.

Когда взошла луна, то люди, стоявшие на страже, привели к императору чужестранца. Чужестранец был подобен человеку, но у него было шесть рук и румяное лицо «Смеющийся Будда.». Ни слова не произнес он, но смеялся, и смех его отражал вечность.

Войдя в шатер он сел. Хоанг Ти, будучи сам богом, угадал, что и чужестранец был божествен. В надежде, что ему будет предложена помощь или союз с таинственными силами, он отослал своих слуг и остался наедине с гостем. Очень долго сидели они на двойном кресле из слоновой кости с инкрустациями из перламутра, созерцая друг друга.

Ночная тишина объяла землю, и лесные духи с ужасными гримасами, непостижимо почему, убежали, словно чужестранец имел власть над их полчищами. Между тем Хоанг Ти ничего не мог прочитать на красном лице, так близко находившемся от его лица, и все время смеялся загадочный гость.

И когда в первый раз запел петух, чужестранец лег на левый бок, и внимательный император увидел, что он три раза громко дунул. И внезапно, как по волшебству, вырос бамбук, следом за ним мак и, наконец, появился огонь. Чужестранец сломал бамбук и собрал мак. Волшебным образом бамбук украсился золотом и нефритом, и узел его расширившись превратился в голову трубки. Из головки мака начала просачиваться жидкость, подобная черному меду. Это была первая трубка и первый опий. Бог прижал трубку ко рту и закурил, держа опий над огнем.

Потрясенный шатер дрожал. Чудесный запах, с которым не может сравниться никакое благовоние, растекался широкими клубами, стелился по земле и поднимался до крыши. Он достиг и желтого императора, который покорно лег на правый бок лицом к курившему, взял в свою очередь трубку и закурил.

Опьяненный Хоанг Ти имел видение.

Через колеблющуюся стену шатра, ставшую теперь прозрачной, просвечивал сторожевой лес империи. И казалось — течение веков вдруг стало стремительным, перед глазами Хоанг Ти мелькнули картины того, как перешел народ реку и пошел по лесу.

Это был поход, исполненный ужаса. Навстречу народу лес выставил полчища своих божеств и своих чудовищ. Тесно сомкнули свои ряды ветвистые деревья, цепкие лианы прочно обвивали их, снова вырастая там, где только что обрубили их проходившие люди. Болота удлинялись и расширялись; их населяли окровавленные драконы, пожирающие людей, и тайные злые духи, которые до смерти преследовали тех, кто вторгался в их владения. Люди бледнели, их зубы стучали, все тело их охватывала дрожь; в бреду и страшных мучениях они быстро умирали. Другие божества, летучие драконы носились в воздухе над шествующими людьми и гибли в смертоносном дожде, вечно проливающемся над землей. На помощь демонам являлись и звери. Ядовитые змеи таились под опавшими листьями. Внезапно выпрыгивали тигры, и при каждом их прыжке непременно кто-нибудь из людей попадал в их цепкие лапы. Еще более было ужасно, когда появлялись слоны и повсюду прокладывали кровавые пути, усеянные растоптанными телами и раздавленными членами. И каждый шаг вперед императора и каждый шаг вперед народа стоил больше крови, чем долгое сражение. — Несмотря на все император и народ подвигались вперед и медленно, но неуклонно рубили лес.

И леса больше не стало.

Теперь во все стороны простиралась беспредельная срединная равнина, голая, бесплодная, испещренная степями, озерами и болотами. И народ, собравшийся в центре равнины, созерцал совершенную работу и размышлял о вновь предстоящих трудах. Все, кто начали рубить лес, были мертвы, как мертвы были и их дети, и их внуки. Но терпеливое четвертое поколение расчистило равнину.

Хоанг Ти увидел на вершине самой большой горы, охраняемой семью рядами гранитных тигров, свою могилу.

Пятое поколение обрабатывало долину. Степи одна за другой превращались в поля. На болотах начинались посадки риса. Новая растительность, покорная людям, одела своим покровом империю. Загнанные тигры, убежали к снеговым вершинам пограничных гор. Слоны были пойманы и запряжены в плуги. Умерли воздушные драконы, а их дети — облака проливали на землю только плодоносящие дожди. Народ каждую ночь возрастал в числе и стал неисчислимым. И стали прекрасными женщины, подобно основателю «Желтому» Хоанг Ти, позлащенные солнцем.

Затем настала пора созидать города. На берегу рек и озер, на перекрестках каналов и дорог, в глубине бухт и в теплых долинах, опоясанных горами, зарождались города. Сначала несколько жалких хижин, страдавших от дождей, ветров и грозы; потом возникали деревни, имевшие уже более солидный вид; наконец горделивые города, украшенные дворцами и забронированные стенами; наконец исполинские столицы, в прудах которых отражались мраморные ямены и кедровые пагоды. И более далеко, чем видел ограниченный горизонтом глаз, сверкали фарфоровые крыши с севера к западу — крыши приподнятыми углами подобно шатру Хоанг Ти. И в листве тутовых деревьев шелковичные черви покорно пряли шелковистые нити, и только в блестящий щелк одевались люди.