Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

* * *

Bernard Cornwell

Sharpe's Company

Copyright © Bernard Cornwell, 1982

Published by arrangement with David Higham Associates Limited and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

Серия «The Big Book. Исторический роман»

Перевод с английского Екатерины Доброхотовой-Майковой

Оформление обложки и иллюстрация на обложке Сергея Шикина

Карта выполнена Юлией Каташинской

© Е. М. Доброхотова-Майкова, перевод, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022

Издательство АЗБУКА®

* * *

Когда на заре светлую лошадь различаешь за милю, понимаешь: ночь кончилась. Часовые могут расслабиться, состояние боевой готовности отменяется. Рассвет – лучшее время для внезапной атаки – миновал.

Иначе было в тот день. Глаз не различил бы серую лошадь на расстоянии ста шагов, не то что за милю; над землей стлался бурый пороховой дым, сливаясь с набрякшими от снега тучами. Лишь одно живое существо двигалось между британскими и французскими рядами: темная птичка деловито прыгала по снегу. Капитан Ричард Шарп кутался в шинель, смотрел на птичку и мысленно уговаривал ее взлететь. Ну же, подлюга! Улетай! Его злила собственная суеверность. Он заметил крохотную пичужку, и ему ни с того ни с сего подумалось: если в ближайшие тридцать секунд она не взлетит, сегодняшний день завершится поражением.

Он считал. Девятнадцать, двадцать… а чертова птаха все прыгает по снегу. Интересно, как она зовется. Сержант Харпер сказал бы, конечно, – здоровенный сержант-ирландец знает про птиц все, – но что толку в названии? Улетай! Двадцать четыре, двадцать пять… Шарп в отчаянии слепил снежок и бросил на склон, так что птичка испуганно упорхнула в пороховой дым за какие-то две секунды до срока. Судьбу иногда не грех и подтолкнуть.

Господи! До чего же холодно! Хорошо французам, они за толстыми стенами Сьюдад-Родриго, на городских квартирах, греются у больших очагов, а вот британские и португальские войска стоят в чистом поле. Спят у огромных костров, которые погасли ночью. Вчера на рассвете четверых португальских часовых нашли закоченевшими у реки, их шинели примерзли к земле. Трупы сбросили в воду, разбив тонкий лед на Агеде, потому что никому не хотелось рыть могилы. Солдаты устали копать: двенадцать дней они не делали ничего другого. Батарейные позиции, параллели, сапы и окопы; махать лопатой им больше не хотелось. Им хотелось драться. Взбежать с длинным штыком наперевес по гласису Сьюдад-Родриго, ворваться в брешь, перебить французов, занять их теплые дома. Им хотелось согреться.

Шарп, капитан роты легкой пехоты Южного Эссекского полка, лежал на снегу и разглядывал в подзорную трубу самую большую брешь. Видел он немного, хоть и находился на склоне холма, в пятистах ярдах от города, – заснеженный гласис скрывал все, кроме нескольких верхних футов главной крепостной стены. Британские пушки разрушили часть куртины, и Шарп догадывался, что обломки засыпали невидимый ему ров, образовав грубую дамбу шириной футов сто, по которой нападающие должны проникнуть в сердце осажденного города. Жаль, что нельзя заглянуть дальше, увидеть улицы у подножия разбитой ядрами церкви, той самой, что у стены. Французы наверняка там, строят новые укрепления, устанавливают новые пушки, и когда штурмующие ринутся в пролом, их встретит хорошо продуманный ужас: пламя и картечь, смерть в ночи.

Шарп боялся.

Это было странное чувство, ведомое ему одному, и он стыдился. Никто не говорил, что штурм произойдет сегодня, но солдаты инстинктивно, чутьем людей, понимающих, что время пришло, догадались: Веллингтон пошлет их в бой этой ночью. Никто не знал, который батальон бросят в прорыв, но который бы ни назначили, он пойдет не первым. Сначала – добровольцы, «Отчаянная надежда», чья самоубийственная задача – спровоцировать противника, чтобы он открыл огонь и пустил в ход тщательно приготовленные ловушки. Проложить кровавый путь идущим по пятам батальонам. Не многие из отряда уцелеют. Его командир, лейтенант, если останется жив, на месте получит звание капитана, а два сержанта станут прапорщиками. Начальство легко дает подобные обещания, потому что их редко приходится исполнять, однако охотники не переводятся.

«Отчаянная надежда» – для самых храбрых. Может быть, такую отвагу порождает безнадежность или безрассудство, но все равно это отвага. Тот, кто побывал в отряде и остался жив, отмечен до конца жизни: им гордятся однополчане-смельчаки, ему завидуют трусы. Только стрелковый полк дает уцелевшим добровольцам нарукавную нашивку – шеврон в виде лаврового венка.

Но Шарпа влекли не награды. Он просто хотел выдержать испытание, высшее испытание почти верной смертью, потому что он никогда не бывал в «Отчаянной надежде». Понимал, что желание глупое, но отделаться от него не мог.

И это была не единственная причина. Ричард Шарп мечтал о повышении. В шестнадцать лет он завербовался в армию и от рядового дослужился до сержанта. В битве при Ассайе он спас жизнь сэру Артуру Уэлсли и в награду получил подзорную трубу и офицерское звание. Прапорщик Шарп, выходец из низов, не собирался останавливаться на достигнутом, а потому вынужден был каждодневно доказывать, что он ничем не хуже привилегированных сынков, которым деньги давали офицерский патент, а потом облегчали восхождение по служебной лестнице. Прапорщик Шарп стал лейтенантом Шарпом; в темно-зеленом мундире 95-го стрелкового полка он сражался в Северной Испании и Португалии; за его плечами битвы при Ролисе и Вимейру, отступление из-под Коруньи и переправа через Дуэро. И Талавере, где он вместе с сержантом Харпером врубился во вражеские ряды, прикончил знаменосца, захватил французского «орла» и доставил трофей генералу Уэлсли. Тот стал виконтом Веллингтоном Талаверским, а Шарпа перед самой битвой произвели в капитаны. Он давно рвался к этому званию, давно мечтал о собственной роте; однако после приказа о назначении прошло два с половиной года, а Шарпа так и не утвердили в чине.

Это было непостижимо. В июле 1811-го вернувшись в Англию, он до конца этого года вербовал в Лондоне и графствах солдат для редеющего Южного Эссекского. В Лондоне его принимали с почетом, Патриотический фонд дал в его честь обед и наградил пятидесятигинеевой шпагой за французский штандарт. «Морнинг