отношения к нам не имеет. Сделаешь?
— Если смогу, то лишь после того разговора… об усадьбе. Наш хозяин и так пропал уже давно. А наследники что-то не появляются. Может, их и вовсе нет. Где их будут искать?
Через три дня бабка всё же выложила свои предположения, и Гераська поведал казакам интересную историю.
— Вот упёртая баба! — ругнулся он перед казаками. — Но уломал всё же.
— Тогда не тяни, а выкладывай, — поторопил Данил. — Что узнал?
— В усадьбе всего два человека живут. Старая кухарка и конюх с одной клячей. Дров привезти, сена и разное там… Собаки одичали и часто убегают в лес, в поле. Кормить-то их нечем. А дом заколочен досками.
— А как проникнуть в дом? — спросил Аким.
— Это просто. Одна лишь дверь имеется, вторая заколочена и туда не сунешься. А эта легко откроется. Я это сделаю.
— Где ночует конюх? — поинтересовался Данил.
— Он в конюшне. Там у него угол. Отгородил себе и ему тепло под боком у лошади. Печка даже имеется малая. А бабка-кухарка спит в доме, на кухне. У неё ключи от дверей в комнаты и покои хозяина.
— И никто до сих пор не ограбил дом? — удивился Данил.
— Бог миловал. Пронесло. Надолго ли, — многозначительно молвил Герасим.
— Дело пустячное, — заметил Аким. — Когда можно приступать?
— Хоть когда. Как сами надумаете. Лишь одно надо учесть, казаки.
— Ну! Что там ещё у тебя?
— Следы нам надо как-то скрыть. Кругом ведь пустошь.
— Это твои заботы, Гераська, — серьёзно заметил Сафрон. — Ты тут всё знаешь, а мы всего лишь гости, и то тайные. Тётка не серчает на нас?
— Живите пока, — не очень уверенно ответил Гераська.
Через два дня разбойники пустились в путь. Мела метель, которую и дожидались. Ветер не столь сильный, но снег валил изрядно.
— Не заплутаем? — забеспокоился Сафрон.
— Не, казак, — ответил Герасим. — Тут не можно заплутать. Идите спокойно.
Тёмный дом помещика чернел перед ними, и ни одной собаки поблизости не видно и не слышно.
— К крыльцу, — почему-то тихо молвил Герасим.
Он повозился немного, дверь со скрипом приоткрылась, и все четверо юркнули в тепло и тишину.
Гуськом, осторожно двинулись за Герасимом. Тот, видимо, ориентировался в доме, но шёл очень медленно и осторожно. Шёл в поварню, где должна спать стряпуха. Остальные шли следом, тараща глаза.
Гераська остановился, прислушался. Рукой тронул товарищей, предлагая следовать дальше. За одной из дверей слышался тихий храп. Чуть приоткрыв её, увидели свет лампадки, озарявший лик святого на иконе.
Гераська перекрестился. Данил подкрался к кровати-топчану. Баба, укутанная платком и одеялом, похрапывала, и её лицо едва можно было различить. Он крепко прижал рот старухи ладонью, другой придавил тело и прошипел, заметив, что та проснулась и дёрнулась:
— Тихо, бабка! Отдашь денежки — и мы тебя не тронем. Нас хозяин прислал за ними. Он у царевича и поиздержался. Послал сюда.
Старая мычала и таращила глаза. Гераська отпустил ей рот.
— Кто такие? — прошамкал беззубый рот.
— Сказал ведь, от хозяина, Василия Дормидонтыча. Велел привезть денег. В случае отказа велел убить тебя. Сначала попытать железом аль огнём.
— Свят, свят! — шептал рот старухи, рука дёрнулась перекреститься, но Данил держал крепко. — Изыди, сатана! Я тебя не знаю!
— Тогда сделаю, как велел Василий Дормидонтович, бабка Палашка.
— Точно наш хозяин велел? — испуганно спросила бабка.
— А то! — тут же ответил Данил. — И поспеши, а то нас могут схватить. От царевича ведь. По Москве и так кровушка наша льётся. Казнят наших людишек.
Старуха согласно кивала головой, и Данил её отпустил. Зажгла лучину и с нею потопала в другую горницу. Следом шёл Данил.
— Тута, — указала на сундук, что стоял под образами. — Сам открывай, вот ключик, — и протянула ключ, сняв с шеи.
Данил открыл сундук, полный одежды. Выбросил её, и на дне оказался кожаный мешочек с монетами. Встряхнул и с довольным видом засунул за пазуху.
— Василь Дармидонтович просил одежонку прихватить. Обносился поди на войне, добиваясь правды царевичу.
Пелагея молча слушала и мелко тряслась, крестясь.
— Всё кажись, — молвил Данил и закрыл крышку горбатого сундука. — Мешок давай для одежонки. Рад будет хозяин. Он в чинах уже. Царевич привечает не только князей, но и нашего хозяина.
— Скоро хоть вертаться намерен? — осмелилась спросить Палашка.
— Весной жди, — коротко ответил Данил и заспешил к товарищам, запихивая тряпьё в мешок.
— Ты, мил человек, хоть привет передавай хозяину, — молвила старуха. — Мы тут блюдём добро его. Одначе, сами поди, голодаем. Пусть побыстрее приезжает.
— А как же, бабка! Доведу до ушей нашего хозяина. Чего уж там. Через два денька увижу его и всё передам.
— Обскажи, что, мил человек, людишки его почти все в бега пустились. Разбойничают, проклятые. Того и гляди заявятся. Обскажешь?
— Не серчай, старая. Всё обскажу, не беспокойся. Ну, бывай, Палашка.
Они вышли на ветер и, согнувшись пошли по своему следу, ещё не занесённому пургой, которая уже набирала силу. Кружным путём выбрались к избе тётки и в молчании устроились в чулане.
— Будем спать, — молвил тихо Данил, а Гераська, с дрожью в голосе, спросил:
— Тётке ничего не проболтайтесь. Боюсь я.
Данил положил руку тому на плечо и придавил. Отвечать не хотелось.
Прошла неделя и тётка как-то молвила племяшку:
— Не приспела пора уйти, голубки?
— Думаешь, что пора? — вопросом ответил Гераська. Он пытливо смотрел на тётку, зная, что она просто так ничего не скажет.
— Пора, милок, пора. Чует сердце, что пора. Вечером и собирайтесь.
— Дай Бог тебе долгой и благолепной жизни, тётка! — воскликнул племяш и поспешил к товарищам.
— Что, так и сказала, что вечером надо уйти? — удивился Данил. — А куда, хотел бы я знать? Кругом только и шныряют разные подозрительные шпыни да разбойные людишки.
— Мне нет никакого желания вертаться к царевичу, — молвил Сафрон. — Подадимся на полдень, поближе к нашим землям. Пусть другие воюют, а мне охота на покой. Как вы, ребята?
— Можно и так, да как пробраться туда? — Аким недоверчиво оглядывал товарищей. — Деньжата, правда, имеются, но их легко и лишиться вместе с головой.
— Ничего, казаки! — Данил бодро встал и потянулся, хрустнув суставами. — Я готов пуститься на Дон. По дороге ещё можно попробовать добыть чего. Гераська, дорогу знаешь на полдень?
— А как же. Выведу. Чего уж там. Топорик прихватить?
— Прихвати, — ответил Аким и добавил: — И рогатину не забудь. Мало ли что.
Как стемнело, казаки покинули двор тётки Герасима и бодро пошагали, к дороге, на которую вышли кружным путём.
— Гераська, держись поближе к лесу, — посоветовал Сафрон, оглядываясь во все стороны. — Может днями переждём в чаще,
