Ознакомительная версия.
Весельчак кивнул влево. В нескольких десятках шагов, на возвышенности, в окружении знамен и воинов, на великолепном скакуне в серебряной сбруе восседал смуглокожий воитель в огромном белом тюрбане. Он с улыбкой слушал рассказ сидящего рядом на столь же великолепном коне воина в блестящей кольчуге.
– Вот только вытащат Гелиоса и Мартина с крепости, так и суд скорый устроят. Кому голову снесут, на радость горожанам, а кого в каменоломни спустят к скорой смерти. Гелиос долго не удержится. Турки умелые воины. А еще эта куча навоза. Как ею не воспользоваться, чтобы перебраться через стену. Вот! Я же говорил!
Из-за припортовых домишек показалась цепочка избитых и окровавленных людей, подгоняемых плетями строгой охраны. Впереди них, печально свесив головы, брели Гелиос и Мартин.
Едва пленные приблизились, Гудо, казавшийся уже задремавшим, взревел. Его сильное тело, как упругая пружина, рванулось к Мартину. Еще мгновение и горло ненавистного Мартина оказалось в руках искуснейшего из палачей. Но на спине господина в синих одеждах уже оттягивающе висел молодой генуэзец.
– Не убивай его, Гудо! Не убивай! – во все горло закричал Франческо. – Ты говорил, что выполнишь любую мою просьбу. Всеми святыми прошу, не убивай его.
Гудо разжал руки и выпрямился. Свалившийся с плеч защитник слуги дьявола, стоя на коленях, продолжал просить:
– Не убивай. Не убивай его…
Все еще не веря своим ушам, Гудо смотрел на умоляющего Франческо.
– Что же это? Как?
– Не убивай! – не унимался молодой генуэзец.
«Господин в синих одеждах» схватился за голову, но тут же овладел собою:
– Я сказал… Я выполню твою просьбу. Но больше ни о чем не проси, – тяжело посмотрев на бледного Гелиоса, Гудо громко крикнул: – Палач, знай свое дело.
Сильнейший удар палача в подбородок Гелиоса опрокинул огромное тело убийцы отца Матвея на спину. Оцепеневшая от зрелища такого могучего удара стража подалась на шаг назад. Воспользовавшись мгновением растерянности, Гудо сорвал с пояса одного из стражников моток веревки. Еще мгновение и в руках господина в синих одеждах возникла петля, что тут же затянулась на шее бесчувственного Гелиоса.
Что-то громко закричал начальник стражи, но было уже поздно.
Гудо в несколько могучих рывков подтащил тело Гелиоса к бесстрастно наблюдавшему за происходящим верблюду. Намотав на руку веревку, господин в синих одеждах перепрыгнул животное и тут же ударил его в голову. Верблюд взревел и несвойственно для его породы быстро поднялся на ноги.
Гудо засмеялся. Его рука подтянула через спину стоящего верблюда веревку. На том конце глухо застонал пришедший в себя Гелиос. Застонал и задергал в воздухе ногами. «Господин в синих одеждах», продолжая смеяться, несколько раз рывками опустил и поднял казнимого. На третий раз он уже не смеялся. Гудо прислушался, и услышал, как хрустнула шея убийцы отца Матвея.
– Палач, знай свое дело, – тихо промолвил Гудо и брезгливо отбросил конец веревки.
– Я сказал, что в этом городе больше не будет смертей! А ты посмел ослушаться меня! Обезглавьте его. Сейчас же.
Гудо посмотрел на сказавшего это. Смуглолицый воин в огромном тюрбане с высоты своего великолепного скакуна смотрел на него глазами неминуемой смерти и говорил на франкском языке, понятным всем окружающим.
«Прощайте мои милые девочки. Прости, что я так и не смог…»
Но Гудо не закончил эту мысль. Сегодня судьба никак не желала замереть в привычной позе ожидания. Лишь малейший поворот. Поворот, рожденный искренним смехом воина в блестящей кольчуге. На том же, понятном для всех языке, этот воин, хотя и с почтением, но все же более дружески обратился к повелителю Цимпы:
– О, благороднейший из благородных, меч ислама и щит правоверных, мой добрый друг Сулейман-паша, я придумал тот подарок, о котором ты говорил.
– Подарок? – все еще тяжело дыша, спросил Сулейман-паша, и тут же улыбнулся. – Ты, мой дорогой друг Эврен, подарил мне Цимпу, а я… Что должен подарить тебе я?
– А ты подари мне этого человека с обликом шайтана[144].
Сулейман отрицательно замотал головой.
– Другого подарка я не приму, – сменив смех на сталь в голосе, промолвил воин в блестящей кольчуге.
– Он должен быть наказан. Мои воины знают цену моим словам, – упрямо заявил Сулейман.
– Хорошо. Оставь его себе, а мне подари его жизнь. И постарайся, чтобы он прожил долго. Хотя бы столько, сколько Аллаху будет желательна моя жизнь на земле.
После недолгого молчания Сулейман-паша сдался:
– Эй ты, человек в странных одеждах, поблагодари своего бога за доброту великого воина из бейлика Карасу[145] достойнейшего Хаджи Гази Эврена. Сегодня он подарил тебе вторую жизнь. Но не надейся. Сладкой она не будет. Поехали Эврен, у нас множество дел.
– Да, мой друг. Теперь на земле Европы у нас множество славных дел. Но еще немного терпения. Я хочу сказать твоему рабу…
– Говори, – милостиво согласился Сулейман.
– … Хочу сказать… благодарю. Благодарю вот за что!
И к ногам изумленного Гудо упал его огромный синий плащ.
Джованни Санудо проснулся в дурном расположении духа.
К этому уже можно было за полгода и привыкнуть, и, пожалуй, так бы и поступило множество узников, но только не герцог нксосский. Душа великого герцога никогда не смирится с тем, что ей не желательно, а натура сильного человека не подчинится ни чьей воле, ни обстоятельствам изменчивой судьбы, ни капризам божественного перста.
Он и спать ложился в дурном расположении духа, ибо ко сну Джованни Санудо отходил с негодующим от голода желудком и с чашей колодезной воды вместо вина. В этом великий герцог и сам отчасти виновен. Еще в первые дни заточения он наотрез отказался от однообразной и грубой пищи, что несколько недель в его комнату заточения приносили молчаливые старухи монахини. Да и как можно вталкивать в себя полувареную кашу из ячменя, дополненную отрубями и толченым желудем. А потом это жидкое варево заедать всегда холодными и жесткими лепешками, о составе которых и вовсе нежелательно думать.
Эта длинноносая и костлявая настоятельница монастыря, преподобная мать Ефроксия, напрасно уверяла герцога наксосского, что это божья пища, что вкушают все сестры монастыря, в том числе и она. Не убедили Джованни Санудо и слова матушки о том, что истинная радость не в пище земной, а в молитве искренней и многократной. Молитва и пост излечивают от всех болезней. Они же и надежные врата от козней дьявольских и мыслей грешных. А венец счастья пребывания человека на земле – православие – вера истинная, несокрушимая и единственно угодная Господу.
Ознакомительная версия.
