— Так значит, это ваше свадебное путешествие?
— Да, это так.
— Ну, хорошо. Я доложу о вас командиру корабля. А пока нам надо пополнить запасы рыбы. Мы пойдем искать рыбацкого начальника.
Генерал и Олег повели моряков к Дику и были свидетелями, как они договаривались о покупке двух центнеров рыбы.
— Два центнера! — вскричал Дик. — Так этого количества вашему экипажу и на один зуб не хватит.
И приказал кладовщику:
— Отсыпьте им центнеров десять, а деньги возьмите за два. Мне не надо вкручивать мозги, я вижу по физиономиям — они русские, а там, в России, в правительство залезли ребята, которые перестали кормить армию. Сыпьте десять центнеров, а деньги возьмете из моего кошелька.
— Мы не русские, — пытался выйти из неловкого положения старший моряк.
— Вы не русские? — заорал Дик. — Да я русскую физиономию разгляжу за десять миль. Глаза синие, рожи улыбчивые. А к тому же — посудина! Да кто же, кроме вас, может иметь такого морского дьявола! Тут недалеко все время пасется американская кастрюля — тоже подводная. Так она вашей и в подметки не годится. Уж не за ней ли вы приехали? Ее–то, конечно, надо бы подстрелить в отместку за ваш «Курск». Пусть в другой раз им будет неповадно. Американцы такой народ: если им спустишь, они лезут на шею.
Отвел старшего в сторонку, шепнул на ухо:
— Хватит вам дурака валять! Русские вы — чего уж тут.
Подводник тихо спросил, — и опять же на английском:
— Много тут русских?
— Из моих работников трое, а эти, — кивнул на туристов, — кажется, тоже русские.
Старший говорил:
— У нас продуктов много, и вино хорошее есть, а вот рыбки свеженькой нету.
Олег всплеснул руками:
— Экая проблема — рыбка! А вы десяток тонн взять можете?
Подводники заулыбались. Плавать им еще с полгода придется, а в холодильниках крейсера и гора рыбы поместится. Но где деньги такие взять?
Олег обратился к Дику:
— Сколько вы можете продать рыбы?
— Да хоть тысячу тонн! Мне–то удобнее: сбыть ее здесь же.
— А если я выпишу вам чек на Сиднейский банк — вас устроит?
— Еще бы! Удобно и надежно! Не надо таскать доллары с собой в чемодане и дрожать при виде каждого пиратского корыта.
Старший подводник сказал Олегу:
— Мы не в праве решать такие дела, вернемся на корабль и доложим командиру.
Попрыгали в катер и направились к подводной лодке. Прислонились к борту и исчезли, как в пасти кита. На берегу ждали час–два командира, а потом разошлись по домам. Пришли к себе и наши туристы. Им принесли ужин, и они, разомлевшие в тепле, уж забыли о подводниках, как вдруг в дверь постучали и к ним вошел мужчина лет сорока, темноволосый, кареглазый и с таким выражением лица, которое и строгим не назовешь, и к веселой беседе не располагает. Генерал поднялся ему навстречу и представился:
— Генерал Муха.
Гость ответил:
— Мохамед Оглы.
Олег, подставляя ему стул, сказал:
— Ну, на Оглы вы не очень похожи, но черт с вами, с конспираторами. Мне одно важно знать: русские вы или нет? И если русские — готов завалить ваши холодильники редчайшей рыбой — тасманским окунем. Если не русские — так и быть: тоже подарю вам окунька. Надоело небось вашим парням жрать тухлые консервы.
«Мохамед» расплылся в улыбке, за которой растворились последние черты его грозной важности, смущавшие Катерину. Теперь же и она, поддаваясь его почти младенческому восторгу, видела и в глазах его, и во всем лице человека родного, готового обнять каждого русского и восторженно плакать от нечаянной встречи в этом Богом забытом краю. Однако тайна — эта жестокая служебная необходимость, железным обручем сковавшая подводника, точно веником смахнула с него улыбку, и он снова нагнал на себя приличествующую строгость и важность. А Олег все понял и не стал больше пытать сурового моряка. Окончательно признал в нем соотечественника, сказал:
— А нет ли на вашем катере компьютера? Мне надо связаться с Россией, поговорить с друзьями.
Моряк решительно встал.
— Прошу всех… ко мне на катер.
Генерал Муха и подводник шли впереди.
Моряк вдруг заговорил по–русски:
— Поймите меня, пожалуйста, мы вынуждены разыгрывать шутовскую роль, потому что не имеем права сноситься с посторонними, но вам доложу: мы вот уже два месяца, как находимся в автономном плавании. Мы еще сохраняем традицию советского флота: ни один участок мирового океана не оставлять без присмотра. Демократы, пришедшие к власти, всячески теснят армию и флот, сокращают, режут по живому, а тех, кто остается, держат на голодном пайке. Нам по пять–шесть месяцев не выдают зарплату, — мы вынуждены обращаться к рыбакам и пополнять свои запасы. Экипаж вывернул карманные деньги, и вот — хотели купить свежей рыбы хотя бы на несколько праздничных обедов.
Разговор их тут закончился, потому что неожиданно, за поворотом у большого камня, им открылся сияющий огнями белый, как лебедь, катер. Два молодых человека в гражданском стояли у трапа, но по тому, как они, принимая стойку смирно, молодецки подобрались и стукнули каблуками, можно было без труда догадаться, что это моряки военные.
Вошли в каюту — продолговатую комнату с низким потолком и большими круглыми иллюминаторами, за которыми злобно кипел студеный океан. Волны, казалось, вышибут стекла и ворвутся вовнутрь помещения, где было светло, тепло и все сияло такой красотой, которую можно встретить лишь в дворцовых жилищах. Стола посредине не было, а на стенах в раззолоченных рамах висели портреты русских флотоводцев: Нахимова, Ушакова, Макарова, Кузнецова. У дальней стены — кресло, похожее на трон средневековых королей, а над креслом во всю стену портрет создателя российского флота Петра Великого.
— Располагайтесь, я сейчас приду, — сказал «Мохамед».
А Катерина, как ребенок, поспешила занять место в кресле за круглым столиком у иллюминатора. И устремила взгляд на волны, бессильно рвавшиеся к ним в каюту. Они набрасывались и тут же рассыпались, вздымая над катером тучи брызг. Свет, лившийся через стекло, расцвечивал золотом гребни волн, воспламенял летящие вверх брызги, и это создавало картину, которую могла явить лишь разгневанная природа.
Вошел «Мохамед» — ослепительно яркий, как луч солнца, и свежий, как только что народившийся месяц. Он был в парадной форме русского адмирала, оглядывал каждого из гостей, дружески улыбался:
— Вы уж простите, разыграл вас немного, но такова служба. А теперь разрешите представиться: Дмитрий Иванович Челноков, контр–адмирал Русского флота.
Гости назвали себя — полностью: и звание, должность, и фамилию, имя, отчество. Муха сказал:
