Тан последним подошел к трону, встал на колени и дал клятву верности. Когда царица Лостра взглянула на него сверху вниз, обожание ее словно выплеснулось наружу: ее лицо просияло, как восходящее солнце, темно-зеленые глаза засверкали. Меня поразило, что никто из присутствующих, казалось, не заметил этого.
В тот же вечер после захода солнца моя госпожа послала меня на мостик с посланием к командующему ее войском. Она звала его на военный совет в главной каюте барки. На этот раз Тан не смог отказать ей, поскольку совсем недавно дал клятву послушания.
Я должен был стать единственным свидетелем чрезвычайного военного совета. Не успел он начаться, как новая правительница Египта властным голосом прогнала меня прочь и послала охранять вход в каюту и отсылать посетителей. Когда я задергивал тяжелую занавеску, то увидел, как они набросились друг на друга. Они настолько изголодались и так долго отказывали себе в любви, что кинулись друг на друга, как смертельные враги бросаются в схватку.
Счастливые звуки этого поединка доносились из каюты большую часть ночи, и я с облегчением вспоминал, что мы не стоим на якоре, а идем поспешно вверх по реке на соединение с вельможей Нембетом. Плеск воды и скрип весел, гул барабанов, отбивающих ритм, и песни гребцов заглушали шум в царской каюте.
Когда Тан вышел на кормовую надстройку при смене ночной стражи, он удовлетворенно улыбался, как военачальник, только что выигравший великое сражение. Госпожа вскоре последовала за ним на палубу, и даже я был поражен новой сверхъестественной красотой, которую она излучала. Весь последующий день царица была очень добра ко всем окружающим и находила множество поводов, чтобы посоветоваться с командующим войском. Так что царевичу Мемнону и мне пришлось провести вместе почти весь день, чему мы были очень рады.
С несколько сомнительной помощью со стороны царевича я начал вырезать из дерева модели колесниц и деревянных лошадок. Кроме того, вырезал колесо, надел его на деревянную ось и начал испытывать.
Мемнон встал на цыпочки и смотрел, как колесо быстро вращается на маленькой оси.
– Сплошной кружок слишком тяжел, правда, Мем? Посмотри, как быстро он теряет скорость.
– Дай мне его! – потребовал он и схватил вращающийся диск.
Тот выскользнул из его пухленьких пальчиков, упал на палубу и разбился на четыре почти равные части.
– Ах ты, негодный гиксос! – строго упрекнул я его, но он, казалось, воспринял мой укор как похвалу, а я опустился на колени, чтобы собрать осколки своей модели.
Разбившиеся части лежали кружочком, и не успел я дотянуться до них, как вдруг в глазах у меня помутилось. Внутренним взором я увидел, как осколки дерева превратились в пустоты, а трещины между ними стали сплошным деревом.
– О, сладкое дыхание Гора! У тебя получилось, Мем! – Я обнял мальчика. – Край колеса может опираться на крестовину, соединенную с центром! Какие еще чудеса ты совершишь, когда станешь фараоном?
Так царевич Мемнон, правитель рассвета, наследник престола и первый в династии носитель этого имени, с небольшой помощью своего друга Таиты изобрел колесо со спицами. Тогда я даже не мог мечтать о том, что в один прекрасный день мы вдвоем поедем на таких колесах навстречу славе.
Еще до полудня мы увидели первого мертвого египтянина. Он плыл по реке со вздувшимся животом, уставившись в небо бледным лицом. Ворона сидела у него на груди, выклевывала глаза и глотала их по одному, вскидывая голову.
Мы молча стояли у борта корабля и смотрели, как мертвец спокойно проплывает мимо.
– На нем юбка стражи Льва, – тихо сказал Тан. – А львы – основная часть войска Нембета. Молю Гора, чтобы больше таких трупов в реке не попадалось.
Но трупы были. Сначала десятки, потом сотни. Их становилось все больше и больше, пока всю поверхность реки от берега до берега не покрыл ковер мертвых тел. Ковер этот был густым, как заросли водного гиацинта, закрывающие оросительные каналы летом.
Наконец среди них нашелся живой. Он был сотником стражи Льва, направленным в штаб Нембета. Плыл, держась за связку стеблей папируса. Мы выловили его из воды, и я обработал раны. Тяжелая каменная палица раздробила ему плечо, и он уже никогда не сможет владеть правой рукой.
Когда раненый пришел в себя и был в состоянии говорить, Тан присел на корточки у его матраса:
– Что случилось с вельможей Нембетом?
– Вельможа Нембет убит со всем своим штабом, – прохрипел сотник.
– Получил ли Нембет мое предостережение о гиксосах?
– Получил накануне битвы и смеялся, читая его.
– Смеялся? – спросил Тан. – Как мог он смеяться?
– Сказал, что щенка наконец-то побили – прости меня, вельможа Тан, но именно так он назвал тебя – и теперь тот пытается покрыть свою глупость и трусость подстрекательскими письмами. Сказал, что будет сражаться так, как учит его опыт.
– Надменный старый дурак, – горестно проговорил Тан. – Однако говори, что было дальше.
– Вельможа Нембет расположился на восточном берегу спиной к реке. Враг обрушился на нас, как ветер, и загнал в воду.
– Скольким удалось спастись? – тихо спросил Тан.
– По-моему, из тех, кто вышел на восточный берег с вельможей Нембетом, в живых остался я один. Других не видел. На берегу было такое побоище, что я не в силах описать его.
– Все наши славные отряды разбиты, – горевал Тан. – Мы остались беззащитными, если не считать кораблей. Что случилось с флотом Нембета? Поставил ли он его на якорь посреди реки?
– Вельможа Нембет поставил на якорь бо́льшую часть флота, однако пятьдесят лодок вытащил на берег в тылу своих войск.
– Зачем он сделал это? – возмутился Тан. – Безопасность кораблей – основа нашего боевого порядка.
– Я не знаю, что задумал вельможа Нембет, но, вполне вероятно, он оставил их под рукой, чтобы поскорее погрузить на них войска, если предостережение окажется верным.
– Какова судьба этих кораблей? Нембет потерял войско, но потерял ли он также корабли? – Тан говорил грубо от ярости и горя.
– Что касается ладей, оставленных на якоре посреди реки, большинство из них брошены и сожжены маленькими командами, которые не могли управиться с ними. Я видел пламя и дым со своего папирусного плотика. Отдельные ладьи обрубили якорные канаты и ушли к Фивам. Я пытался кричать морякам, когда они проходили мимо, но те так перепугались, что не стали останавливаться и подбирать меня из воды.
– А пятьдесят лодок на берегу, – остановился Тан и перевел дыхание, прежде чем закончить вопрос, – что случилось с флотилией, вытащенной на берег?
– Она попала в руки гиксосов. – Сотник задрожал, так как опасался гнева Тана. – Я глядел назад, когда меня уносило течением, и видел, как враги толпами ходили по палубам ладей на берегу.
Тан встал и направился на мостик корабля. Смотрел вдаль, откуда плыли трупы и обожженные доски кораблей Нембета, ковром покрывая реку. Я подошел к нему и приготовился смягчить его гнев, когда тот прорвется наружу.
– Так этот горделивый старый дурак пожертвовал своей жизнью и всем своим войском, чтобы насолить мне. Нужно поставить пирамиду его грехам, потому что Египет такого еще не видывал.
– Это не единственный его грех, – пробормотал я, и Тан мрачно кивнул:
– Нет, не единственный. Он предоставил гиксосам средство переправиться через реку. О, сладкое молоко Исиды! Как только они переправятся через Нил, нам придет конец.
Наверное, богиня услышала, как он произнес ее имя, и в то же мгновение я почувствовал, что ветер, все это время дувший нам в лицо, начал стихать. Тан тоже ощутил это. Резко повернулся на пятках и громко выкрикнул приказ командирам, стоявшим на кормовой надстройке:
– Ветер поворачивает. Он будет попутным! Передайте общий сигнал всему флоту. Поставить все паруса! Сменять гребцов каждый час по водяным часам! Барабанщикам ускорить темп до марша! Спешить на юг!
Ветер повернул и скоро задул с севера. Паруса наши наполнились и напряглись, как животы беременных женщин. Барабаны отбивали ритм гребцам, и ладьи в боевом строю разрезали поверхность реки.
