Этот человек провел часть ночи невдалеке от лестницы, которая вела с берега моря на площадку. Обыкновенно равнодушный ко всему окружающему, в эту ночь старый Иероним внимательно следил за царившим в замке переполохом. Он слышал, как произносили имя ребенка, и расхохотавшись, сказал:
— А! Ищут ребенка…
— Да, а ты видел его? — спросили его.
— Да, видел, — ответил он.
— Когда?
— Сегодня ночью.
— Где?
Тень сознания промелькнула в уме идиота, и он прибавил:
— Внизу… там внизу.
— Боже мой! — вскричала Наика. — Где это он видел его?
Идиот указал рукою на океан.
— Ах! — прошептала баронесса. — Мой ребенок утонул.
— Нет, — сказал старик, покачав головою.
— Но где же он в таком случае? Где он? Говори, говори! — повторяла Наика, стараясь угадать истину по безумным глазам Иеронима.
— Уехал!
— Уехал? Уехал? Но как? С кем? — спрашивала убитая горем мать, в отчаянии ломая руки.
— Уехал по морю… в лодке…
При этом ответе многие из слуг пожали плечами.
— Он сумасшедший! — сказали они.
— Но с кем же он уехал? — спросила Наика, схватив за руки старика.
— С Жаном.
Обе женщины переглянулись и уже более не сомневались. Отсутствие Жана подтверждало слова старика. Госпожа Сент-Люс, потеряв голову, поднялась на площадку и окинула долгим и жадным взглядом море, на котором уже скользил свет зарождающегося дня. Вдали не было видно ни одной лодки, ни одного корабля.
— Дитя мое! Дитя мое! Мое бедное дитя! — повторяла в припадке безумия мать.
И эта женщина, для которой ничего не было святого, упала на колени, моля Бога и святых, плакала отчаянными и кровавыми слезами и звала своего ребенка раздирающими душу криками.
Слуги уехали верхом по всем направлениям, а госпожу Сент-Люс, почти лишившуюся чувств, отнесли в ее комнату… В течение часа она металась по комнате с растрепанными волосами, блуждающими глазами; она была так страшна, что похититель испугался бы, если бы увидел разгневанную мать. Вдруг дверь отворилась, и человек, о котором совсем было забыла баронесса в своем горе, медленно и величественно вошел, как небесный мститель. Это был полковник Леон.
Он был бледен, как привидение, крупные слезы катились по его впалым щекам, и баронесса, искавшая своего сына повсюду и почти обезумевшая от горя, задрожала от удивления и ужаса, увидав этого человека, горе которого, казалось, было еще сильнее, чем ее. Она застонала и отступила на шаг, не будучи в силах ни вскрикнуть, ни сделать движения. Полковник закрыл дверь и направился прямо к ней.
Баронесса инстинктивно подалась назад, точно перед призраком смерти. Полковник запер за собою дверь, и оба они: мать, у которой похитили ее ребенка, и человек, полагавший, что сын его умер, — остались наедине. Страх баронессы был так силен, что она все отодвигалась от полковника. В глазах госпожи Сент-Люс капитан Ламберт был не более как управляющий, то есть, иначе говоря, подчиненный, и вдруг он без ее зова осмелился явиться в ее комнату. Но у полковника был теперь тот повелительный взгляд, перед которым все склонялось, и на него нельзя было смотреть без невольного ужаса… Его полный сдержанного гнева и затаенного горя вид, казалось, говорил баронессе: я пришел потребовать у вас страшного отчета.
— Баронесса, — медленно начал полковник мрачным и сдержанным от гнева голосом, — я пришел слить свое горе с вашим.
Баронесса вздрогнула и сделала еще шаг назад.
— Вы плачете о вашем ребенке?
Слова эти поразили госпожу Сент-Люс. Откуда этот человек знает, что Гектор ее сын?
— Дитя мое! — воскликнула она с тоской и ужасом.
— Я также оплакиваю своего ребенка, — сказал полковник.
— Вы?
В этом слове послышалось необычайное удивление.
— Мой сын умер, сударыня…
Глаза полковника засверкали от злобы.
— Ваш же… — продолжал он.
— Ах! — вскричала баронесса. — Вы знаете, что стало с ним, с моим Гектором?
— Да.
— Вы знаете и не скажете мне? О, говорите!
— Позже!
Надменная баронесса уже не дрожала перед этим таинственным и ужасным человеком, но смотрела на него умоляющими глазами. Яростный вопль вылетел из горла полковника:
— А, так вы любили вашего ребенка! — прохрипел он. — Вы, значит, любили хоть кого-нибудь на этом свете?
— Дитя мое! — сказала она с невыразимой мукой. — Вы знаете, что стало с ним и не хотите сказать мне. Ах! Значит, вы не знаете, что такое мать.
И гордая баронесса упала на колени и с мольбою протянула руки к полковнику:
— Ваш сын не умер, — сказал он.
Она вскричала. Это был крик радости и муки.
— Дитя мое! — бормотала она. — О, верните мне его… Скажите мне…
— Выслушайте сначала, сударыня, историю моего умершего сына, которого я оплакиваю, выслушайте вы, чей сын еще жив…
Полковник не только не поднял баронессу, но продолжал магнетизировать ее взглядом, обладавшим свойством змеи.
— Слушайте… — продолжал он. — Слушайте же, я этого требую.
Надежда, что этот человек вернет ей сына, уничтожила последнюю гордость в баронессе Сент-Люс. Она с покорностью ребенка склонила голову и прошептала:
— Говорите, сударь, я слушаю.
— Сударыня, — продолжал он, — я не капитан Ламберт. Я полковник Леон. У меня был сын, двадцатилетний юноша, хрупкий и белокурый, как вы, с золотым сердцем, с лицом ангела. Он умер потому, что его убили… да убили, так как он не мог держать шпаги и пистолета в руке, до того она была у него слаба и нежна.
Полковник остановился, и баронесса увидала, как слеза медленно скатилась по его щеке.
— Однажды, — снова начал полковник взволнованным, но твердым голосом, — однажды он встретил женщину, прекрасную и бессердечную, как вы… сударыня.
Баронесса вздрогнула: она боялась понять.
— Эта женщина попрала его любовь, — продолжал неумолимый полковник. — Она изобрела для него тысячу мучений; она истерзала его сердце, улыбаясь, как пантера раздирает лань или газель своими когтями… она заставила его невыразимо страдать, когда он увидел своего соперника, стоящим на коленях перед ней… затем…
Полковник разразился хохотом, напоминавшим крик гиены.
— Затем, — продолжал он, — низко пользуясь тем, что женщины не отвечают кровью за свои поступки, она ударила его перчаткой по лицу.
При этих словах баронесса вскрикнула:
— Арман!
— Да, Арман… он был моим сыном.
И отец окинул взглядом женщину, убившую его сына.
— Он сильно любил вас, он любил вас так, сударыня, как ни одна женщина не заслуживает быть любимой. Он любил вас, потому что не знал, что вы убиваете по очереди всех, которые имели слабость любить вас; маркиз де П. и виконт Ральф зарезали друг друга у ваших дверей; наемный убийца заколол кинжалом молдаванского князя в карете, после вашего бала. Он не знал, наконец, что ваш отец умер от горя, узнав, что благородная баронесса Сент-Люс лишилась чести до замужества.
