Но это – в смысле мои сны и ее «пробои» в памяти – было мелочью. Так сказать, некоторыми издержками производства, с лихвой окупаемыми общими достижениями. В целом процесс и впрямь протекал столь гладко, что мне подчас становилось страшно – уж очень долгий перерыв устроила судьба. Не иначе как она занята тем, что готовит мне не просто каверзу, но с супернаворотами. Однако шли дни, а я их так и не видел.
Одно время я всерьез решил, что будущая суперкаверза каким-то образом запрятана именно в ее гениальности. Но и тут промах. Почти сразу после нашего возвращения с дачи обратно к Валерке ее скорость усвоения резко пошла на убыль. В то время она уже попала в руки Валеркиной жены Алены для постижения еще одной стороны жизни. Пусть я был для нее и отцом, и старшим братом, но есть сугубо женские вопросы, в которых они некомпетентны. Именно Алена и заметила нам с Валеркой:
– Девочка очень умненькая, но гениальности я в ней что-то не замечаю.
И верно. Она могла выучить пяток не особо длинных стихотворений за вечер, а вот десяток уже не осиливала. Она… Словом, проверка установила точно – гений куда-то делся.
«От гениальности к нормализации, а куда потом, от обычного состояния?» – мрачно думал я, вновь нещадно смоля одну сигарету за другой.
Нет, куда именно – я знал, но ответ мне не нравился. Однако и здесь все мои опасения оказались напрасными – ниже она не опустилась, превратившись в совершенно обычную молодую красивую девушку.
К этому времени Андрей через своих знакомых состряпал для нее все необходимые документы – свидетельство о рождении, аттестат об окончании школы и паспорт на имя… Марии Андреевны Долгорукой. Если соглашаться на любой, обошлось бы гораздо дешевле, но я заявил, что это память о моих былых сражениях, достижениях, победах, удачах и вообще. Конечно, глупо, особенно с учетом, что она через два месяца все равно поменяла его в связи с замужеством и сменой фамилии. Да-да, прошу любить и жаловать – Мария Россошанская.
А моя захоронка под Нижним Новгородом пришлась как нельзя кстати. На паспорт и прочее у меня ухнулись последние деньги, вырученные мною от продажи тех двадцати семи золотых монет, выпоротых из ферязи и кафтана. Где-то недели за три до свадьбы я отправился к своему бывшему поместью. Нижегородский кремль продолжал величественно возвышаться над Окой и Волгой, но меня интересовал только отрезок одной из стен, указывающий направление моей захоронки. По счастью, башни Пороховая и Юрьевская, которая теперь называется Георгиевской, оказались на месте.
Повозиться пришлось изрядно. Если бы не Андрюхин миноискатель, думаю, промучился бы с поисками не одну неделю – расстояние оказалось совсем не то из-за капризов полноводной Волги, любящей намывать и подмывать берега, зато с остальным управился быстро. Вот только копать пришлось поглубже – вместо метра рыл чуть ли не два. Наверное, нанесло.
Зато клад оказался и впрямь бесценным. Полазив по каталогам, я установил, что некоторые из спрятанных мною монеток не просто раритеты, а чуть ли не единственные в мире, и цена их на международных аукционах зашкаливает за сотню тысяч, причем даже не долларов, а фунтов стерлингов. Кое-какие и вовсе уникальны – во всяком случае, в каталогах они вообще не значились.
Разумеется, сдавать находку государству я не стал. Еще чего! Это ведь не клад – я их сам припрятал, то есть они – моя личная собственность. И не нашел я их, а пришел и забрал. Ну а по времени… Кому какое дело, когда хозяин вернулся за своим добром? Да, не через год, и даже не через век, а через четыре с половиной столетия – так что? Словом, перебьется держава. Пусть вначале научится с умом тратить свои нефтяные деньги, а потом разевает рот на мой скромный каравай.
Получилось оригинально. На свадьбе не столько вручали подарки жениху с невестой, сколько сам жених оделял всех гостинцами. К сожалению, много подарить я не мог – из монет успели продать только пять штук, да и то прямо здесь, не выезжая за рубеж – время поджимало. Хорошо, что попался честный мужик из Андрюхиных знакомых. Тот уже давно с ним общается, потому и получили приличную цену, в смысле половинную.
Расставаться с монетами было жалко – все ж таки память. Может, потому они мне и запомнились. На первой с одной стороны был изображен король в доспехах, на корабле с большой розой на борту, а с другой – лилиевидный крест, на концах которого изображалось четыре льва, а посередине – солнце с розой[86]. Вторая, попроще – тоже с королем на корабле, правда, герб был какой-то загадочный, вроде английский, а вроде и не совсем[87]. Третья была вообще из античных времен и выглядела изрядно затертой – угадывались лишь контуры явно восточного лица и какая-то еле видимая надпись по ободку, сделанная загадочными буквами. На четвертой красовался герб, явно украденный из Москвы[88], а вот насчет пятой я даже удивился.
Андрюхин знакомый отвалил за нее лишь немногим меньше, чем за те четыре увесистых золотых кругляшка. Симпатичная? Безусловно, особенно еле угадываемая на обороте роза, красиво распустившая свои лепестки. Просто прелесть. Но с другой стороны, не золотая, а серебряная, причем низкопробная, если судить по изменениям, которые претерпела эта крохотуля, побыв четыре с лишним века в земле. Так за что такая цена? И вроде бы не столь редкая – это тут она у меня стала единственным экземпляром, а четыре века назад их в моем мешке было не меньше десятка. Не иначе как впарил хитрый Томас, хотя очень может статься, что и купец Ицхак – надуть компаньона по мелочи в те времена не считалось чем-то зазорным.
Только потом я узнал, что эта монета, получившая название «полпенни с розой», действительно была очень низкой пробы и ее вскоре вообще изъяли из обращения. Отсюда и столь высокая стоимость. Ох уж эти нумизматы – никогда не угадаешь, что у них на уме.
Словом, хватило и на пышную свадьбу, и на покупку машин с квартирой. Последняя предназначалась для Валерки – нечего ему на четвертом десятке скитаться по общагам. Раз государство бессовестное – будем исправлять его свинство сами. А его Алена получила ключи от новенькой BMW – «учительница жизни» ее заслужила с лихвой, в чем я убедился спустя короткое время нашей совместной жизни с Машей.
Маме с папой я разъяснил ситуацию согласно разработанной для княжны версии – не все мне одному жить по «легенде». Мол, детдомовская она, да и потом не повезло – попались на пути лихие люди, ограбили и избили, да так, что она потеряла память, но сейчас все в порядке, хотя из прошлой жизни она по-прежнему ничего не помнит, а потому вопросов о детстве и отрочестве лучше не задавать – иначе доктора стрессом грозятся.
