Невестка пришлась родителям по душе, даже маме. Поначалу она еще посматривала на Машу с эдакой ревностью – в надежные ли руки перешел ее непутевый шалопай. Однако спустя месяц успокоилась – руки оказались крепкими, к тому же заботливыми и ласковыми.
Через год у нас родился первенец. Мальчик получил имя Иван. Родители возражали, но я был неумолим. Говорить им, что он так назван в честь царского печатника, думного дьяка и большой умницы Ивана Михайловича Висковатого, я не стал – сочтут за идиота. Назвал, и все тут.
Второй, которого княжна ждет сейчас, тоже имеет имя, хотя и не успел родиться. Его имя – Миша. В честь князя Михайлы Ивановича Воротынского. Я не забыл тебя, князь «Вперед!». Третьим будет Борис. Если же на свет появится дочка, то и тут проблем нет – Анна или Ирина. В честь кого, думается, разъяснять не стоит. Словом, детские имена у меня расписаны далеко вперед – и все с посвящениями.
Полгода назад я уволился из газеты, уступив настоятельным просьбам Валерки, и уселся писать «отчет о проделанной работе». Вначале думал, что уложусь в пять-шесть страничек, но вскоре понял, что к этой цифре надо добавить ноль, а потом, еще через месяц, стало припахивать и вторым нулем.
Пришлось укатить на купленную мною старенькую дачу поблизости от Новокузнецка и творить там. Кстати, я чуть ранее упомянул о сумме, уплаченной за нее, но если вы решили, что я оговорился, то вынужден повториться – приобретен домик действительно всего за один дукат. Точнее, за стоимость этого дуката, выкупленного у меня одним из коллекционеров, так что никакой ошибки или описки не допущено, а если ввел вас в заблуждение – извините.
Мой отчет хоть и получился толстым, но опубликовать его не удалось – в издательствах морщились и возвращали рукопись. Переработать таким образом, чтобы сделать из него кандидатскую, нечего было и думать. Не тот язык – полбеды. Его еще можно переделать под научный, сделав сухим и черствым, как заплесневелый сухарь, а вот что делать со ссылками? Очень уж мало их получалось, да и те… Боюсь, Российская академия наук не одобрит, прочитав кое-какие подробности о битве под Молодями и внизу сноску: «Сам видел». А далее, в скобках: «Примечание автора».
Такое могут одобрить в другом месте. Например, на Канатчиковой даче, воспетой Высоцким. Или в Институте Сербского. Вот там – да, но я в эти заведения не тороплюсь.
Нет, можно, конечно, ту же сноску написать понейтральнее: «Согласно трудов фряжского князя Константина Монтекки, жившего на Руси в период с апреля 1570 года по ноябрь 1573 года и лично участвовавшего в этом сражении». Во как!
Но если в РАН спросят, где я взял сам труд, придется вновь тыкать пальцем в диссертацию.
Нет, не буду я соваться к нашим академикам. Ни к чему это.
Книжка в серии «Фантастический боевик» или какой-нибудь похожей – это единственно возможный вариант. Терять-то нечего. Опять же надо предупредить народ, чтоб был поосторожнее со Старицкими пещерами. Не ровен час – залезут в эту Серую дыру, и поминай как звали. А уж там как повезет – мне вот удача улыбнулась, а вам, ребятки…
Единственное, чего я так и не понял, так это загадок истории. Между нами говоря, я, образно выражаясь, растоптал не только бабочку Брэдбери, причем не одну, а сотни. На моем счету немало гораздо более крупной дичи, а если заглянуть в труды отцов-историков – никаких новшеств. Ради приличия хоть бы буковку-другую после моего визита исправили, так ведь нет. Получается, я ничего не изменил? Или я читал до своей второй отправки уже измененное мною? Но как же так – я еще туда не попал, а оно произошло? А если бы я туда вообще не поехал?
Мой ученый друг Миша Макшанцев, которому я задал этот вопрос, как-то пытался рассуждать про загадочное кольцо времени, но под конец сам окончательно запутался и махнул рукой, заявив:
– Все, что касается перемещений в прошлое или будущее, а тем более возможных последствий такого рода путешествий – терра инкогнита. Гадать можно сколько угодно, а вот дать точный ответ – увы.
На этом все и закончилось, но временно. Несколько позднее, уже спустя полгода, попивая с Валеркой коньячок на лоджии его новой квартиры, я припомнил кое-какое несоответствие, о чем не преминул сообщить другу.
– Ты же слышал, что сказал Макшанцев, – пожал плечами тот. – Честно говоря, я из его объяснений про время понял не больше, чем ты, поэтому добавить мне нечего.
– Ну хорошо, – не унимался я. – Про кольцо у него звучало все логично. Но тогда как быть с приговором?
– С каким приговором? – не понял он.
– С приговором о сторожевой и станичной страже, то есть моим великим трудом по охране государственных границ Руси, – гордо подбоченился я. – Я же отлично помню, что закончил его осенью тысяча пятьсот семьдесят первого года, после чего Воротынский надиктовывал его подьячим, а уж потом понес к царю на утверждение.
– И что? – продолжал недоумевать Валерка.
– А то, что недавно мне совершенно случайно попались в Интернете эти тексты, – пояснил я, слегка приврав.
Разумеется, попались они мне далеко не случайно, просто захотелось освежить в памяти свой труд, пускай и изложенный корявым средневековым языком. Но об этом ни к чему, да оно и не имеет никакого значения. Главное, что текст в них был действительно князя Воротынского, но даты совершенно другие, не совпадающие более чем на полгода. Если судить по ним, то получалось, что уже во второй половине февраля все было решено и утверждено, хотя на самом деле там еще и конь не валялся. Вот обо всех этих несовпадениях я и рассказал другу, в качестве подтверждения подсунув распечатку всех этих боярских приговоров.
– А фамилии соответствуют? – поинтересовался Валерка.
– С ними все в порядке, – отмахнулся я. – И князей, и бояр, что тут упомянуты, я хорошо знаю. Даже дьяка Клобукова и то отлично помню – он не раз потом наведывался на подворье к Воротынскому якобы проверить, как трудятся его подчиненные, хотя на самом деле накатить чарку-другую медку – пьянь был страшенная. Ты с датами поясни. Смотри – вот восемнадцатое февраля, вот шестое марта. А ведь у меня к этому времени были готовы только черновые наброски, не больше.
– Значит, в Разрядном приказе ошиблись в датировке, вот и все. Или подклеили не туда. Ты же сам видел, какие там колеса из документов. Запросто могло так случиться.
– Могло, – кивнул я. – Но обсуждать эти положения с князем Иваном Дмитриевичем Бельским, как тут написано, Воротынский никак не мог. Того к осени тысяча пятьсот семьдесят первого года давно не было в живых.
Валерка озадаченно почесал в затылке и вдруг оживился.
– Наброски, говоришь, имелись? – улыбнулся он. – А почем тебе знать – вдруг после твоего отъезда в Псков царь как раз начал дергать Воротынского, и тогда он, вспомнив про твои черновики, использовал их и надиктовал подьячим этот текст? Ты уверен, что он надиктовал осенью именно его?
