того же? Вот только как быть с деньгами?!
Позже, когда Хорнблоуэр вспоминал об этом эпизоде, он всегда старался убедить себя, что поступил так, не желая связываться с бумажными деньгами, которые ничего не стоит проследить по их номерам, а также опасаясь, что все эти огромные средства — всего-навсего искусная подделка, санкционированная французским правительством.
На самом деле Хорнблоуэр ошибался. Его мотивы были куда проще, хотя сам он в этом ни за что не признался бы. Он просто-напросто страстно желал забыть о Мак-Куле и обо всем, что было связано с ним и его повешением. Он хотел навсегда развязаться с этим периодом в своей жизни и никогда больше к нему не возвращаться.
В долгие и томительные часы ночных вахт Хорнблоуэр отмерил не одну милю по палубе своими длинными журавлиными ногами, постоянно размышляя над решением возникшей проблемы. Прошло немало времени, прежде чем он достиг, наконец, как ему показалось, разумного компромисса, который удовлетворил бы все заинтересованные стороны. Он тщательно продумал все необходимые шаги, и когда пришло время действовать, больше не колебался.
В один из тихих вечеров, когда ему выпало нести первую ночную вахту, он претворил намеченный план в жизнь. Ночь сгустилась над Бискайским заливом. Форштевень [3] «Славы» бесшумно рассекал черно-маслянистые волны. Смит сражался в карты с хирургом и казначеем в кают-компании, а капитан и остальные старшие офицеры легли спать. Хорнблоуэр подозвал двоих самых тупых матросов из своей вахты и отдал приказ. Спустя несколько минут они вновь появились на палубе, таща тяжелый сундук, предусмотрительно завернутый накануне в парусину самим Хорнблоуэром. Тяжесть сундука не была случайной — помимо вещей покойного Мак-Кула в нем находились два двадцатичетырехфунтовых ядра. Матросы поставили сундук у шпигатов левого борта и удалились. Незадолго до окончания своей вахты Хорнблоуэр улучил момент и одним движением перекинул сундук за борт. Негромкий всплеск не был никем замечен.
Но оставалось еще письмо. Оно по-прежнему лежало в бумажнике и заставляло Хорнблоуэра мучиться угрызениями совести каждый раз, когда он его видел. Ему представлялось неоправданной жестокостью лишать бедную женщину последнего «прости» горячо любимого мужа. Но и эта проблема разрешилась довольно скоро. Причем разрешилась она сама собой, хотя и несколько неожиданным для Хорнблоуэра образом.
«Слава» стояла на рейде, готовясь к отплытию в Вест-Индию. Как-то за обедом соседом Хорнблоуэра оказался прибывший на корабль по делам Пейн. Ловко переводя разговор в нужное русло, Хорнблоуэр, как бы невзначай, поинтересовался, что сталось с вдовой Мак-Кула.
— Вдова? Какая вдова? — удивился Пейн. — Насколько мне известно, он женат не был. В Париже, правда, у него была какая-то танцовщица по прозвищу «Цыганочка»… Что же касается вдовы, таковой у него не имелось.
— Понятно, — сказал Хорнблоуэр.
Теперь все окончательно встало на свои места. Письмо было просто ловким отвлекающим маневром, как и зашифрованное стихотворение. Хорнблоуэр не сомневался, что прибытие по указанному адресу сундука и письма, адресованного «вдове Мак-Кул», вызовет самое пристальное внимание со стороны проживающих по этому адресу людей. Ему стало даже немного обидно, что он так переживал по поводу несуществующей вдовы. Но как бы то ни было, теперь письмо могло на законном основании разделить участь сундука и отправиться за борт. А Пейну он оказал серьезную услугу — спас от позора и насмешек, хотя тот, конечно же, никогда об этом не узнает.
ХОРНБЛАУЭР И ВДОВА МАККУЛ
Рассказ
(перевод: Константин Киричук)
(Опубликовано в США как: «Искушение Хорнблауэра»)
Флот Ла-Манша наконец-то пришел в укрытие. Дерево корпусов, паруса и такелаж больше не могли противостоять ревущим западным штормам — и девятнадцать линейных кораблей и семь фрегатов, под командой адмирала Бридпорта, державшего свой флаг на флагманской «Виктории», на время оставили свой пост на подступах к Бресту, на котором они бессменно находились уже шесть лет. Теперь же английские корабли обогнули Берри-Хэд и бросили якоря в относительно спокойных водах бухты Тор.
Можно было простить удивление человека, не привыкшего к морю — «сухопутной крысе» в жизни не понять, какое убежище можно найти здесь, но для измученных непогодой и насквозь продутых ветрами британских экипажей, которые провели целую вечность, бороздя серые волны Бискайского залива и едва вырвались из когтей скалистого побережья Бретани, эта покрытая белой штормовой пеной якорная стоянка казалась настоящим раем. Можно было даже выслать шлюпки в Бриксгэм и Торкуэй за письмами и свежей водой — на большинстве кораблей офицеры и матросы уже в течение трех месяцев не видели ни того, ни другого. Даже в этот зимний день было чертовски приятно глотнуть чистой, свежей воды, столь отличающейся от зловонной зеленоватой жидкости, скудную порцию которой еще вчера распределяли под бдительным присмотром часового.
Младший лейтенант линейного корабля «Слава» прохаживался по верхней палубе, кутаясь в свой тяжелый бушлат, а корабль тяжело переваливался на волнах, удерживаемый якорем. Пронизывающий ветер выжимал из глаз лейтенанта слезы, но, не смотря на это, он время от времени останавливался и пристально поглядывал в подзорную трубу на мачты флагманского корабля: в качестве сигнального офицера он отвечал за быструю, точную расшифровку и передачу сигналов, а как раз сейчас для них наступало самое время. Адмиральские приказы о пополнении припасов и свозе на берег больных, приглашения на обед, которыми обменивались капитаны и, наконец, просто обмен новостями после долгого пребывания в море.
Хорнблауэр заметил маленькую шлюпку, отчалившую от французского призового судна, которое флот захватил вчера по дороге в бухту Тор. Харт, шкиперский помощник, был направлен на него в качестве призмастера и наверняка счастлив был закончить свое опасное путешествие. Теперь, когда приз был благополучно доставлен к английским берегам и встал на якорь под защитой флота, Харт возвращался на «Славу» с докладом. Само по себе это событие вряд ли могло заинтересовать сигнального офицера линейного корабля, но Харт выглядел несколько необычно возбужденным и, коротко доложившись вахтенному офицеру, поспешил со своими новостями вниз. Прошло всего несколько минут и Хорнблауэр уже получал новые приказы, призывающие его к немедленному действию.
Сопровождаемый Хартом на палубу поднялся сам командир «Славы» — капитан Сойер.
— Мистер Хорнблауэр!
— Сэр!
— Будьте добры поднять этот сигнал.
Это было личное сообщение адмиралу от капитана. Первая часть сигнала не составляла трудностей:
