При этих мыслях Фанфану даже плохо делалось. Потом он услыхал, как за его спиной скрипят ступени, и обернулся: старуха тяжело дыша, ковыляла наверх.
— Четыре раза в день я ему готовлю чай! — сообщила она.
— Но эти лестницы! Как тяжелы они бедняге с деревянной ногой! Пойдемте!
Тюльпан пошел с ней наверх. В какой-то миг его охватило желание вернуться, чтобы не узнать правды — но старуха уже открыла дверь и крикнула:
— К вам гости, капитан Рурк! — И шепнула Тюльпану: — Вы его обрадуете! К нему совсем никто не ходит!
Салон, куда они вошли, был не бедным, но запущенным и каким-то заброшенным. Там было до отчаянья уныло, шторы спущены, и стояла полутьма. Тюльпан внезапно ощутил, что у него прошла вся ненависть к капитану Рурку, которую он так долго вынашивал. Теперь тот только жалкий инвалид! Но он, никто другой, украл Летицию! Тюльпан, сжав кулаки, преодолел жалость и шагнул следом за старухой в следующую комнату. Там шторы тоже были спущены. Старуха неподвижно замерла посреди комнаты с подносом в руке, оглянувшись на Тюльпана с тихой покорностью старых людей.
— Когда-нибудь это должно было случиться! — заметила она. — Он не мог смириться с потерей своего корабля и ноги к тому же!
Капитан Рурк висел посреди комнаты на железном крюке, медленно покачиваясь и задевая ногами постель.
На том крюке когда-то висела люстра. Нет, она висела там ещё сегодня! Бронзовая люстра теперь лежала на постели, прижимая конверт. На конверте стояло: "Миссис Слоун".
— Это мне! — сказала старуха, доставая из конверта листок.
Тюльпан, догадываясь, что старуха не умеет читать, взял его из рук.
"Миссис Слоун, — прочитал он вполголоса, — знаю, что вам нравилась люстра. Когда-то она висела в моей каюте на фрегате. Завещаю её вам."
Тронутая старуха расплакалась и начала причитать, что мистер Рурк был таким хорошим человеком! Тюльпан, отвернувшись, зашагал вниз. Плач и стенания старухи сопровождали покойного капитана на его пути в ад — или все же в рай? Кто знает? И узнает ли Фанфан когда-нибудь, что стало с его Летицией?
***
На носу неповоротливого брига, который в этот солнечный, но ветреный день входил в устье Темзы, направляясь в Лондон, сидела молодая женщина, вся завернувшись в шаль и только волосы оставив на волю ветра, и глядела на другой бриг, медленно плывший по течению реки.
С такого расстояния молодой женщине были видны только неясные силуэты на палубе другого судна — кроме команды были там и пассажиры, которые, как она, опирались о фальшборт, глядя на воду, или на проплывающие берега, и для которых она сама была таким же неясным силуэтом. Через несколько минут суда должны были разминуться, и пассажиры уже махали друг другу. Молодая женщина почувствовала, что за её спиной кто-то стоит — это был сержант Лоусон, который с почтительно обнаженной головой сообщил:
— Капитан Диккенс спрашивает, не придете ли вы выпить с ним чаю?
— Скажите мужу, что я сейчас приду, Лоусон! Ах да, вы не можете сказать, что за флаг на том корабле, с которым мы скоро встретимся? Мне он незнаком.
— Это португальский флаг, а корабль плывет, вероятно, во Францию.
— О, во Францию? — молодая женщина прищурилась, чтобы лучше видеть. "Камоэнс" — тихо прочитала она название брига, которое стало различимо. — Я уже иду, Лоусон.
Сержант Лоусон, вновь учтиво поклонившись, отошел. Молодая женщина ещё немного оставалась на носу, глядя, как приближается "Камоэнс". На португальском корабле можно уже было различить пассажиров, видно было, как они одеты и что делают. Некоторые расхаживали по палубе, другие — как и она — стояли неподвижно. Среди людей, опершись о фальшборт "Камоэнса" был и мужчина в синем сюртуке, как и она прикрывавший шарфом лицо от ветра. Женщина на носу брига, плывшего в Лондон, весело помахала рукой в тот момент, когда корабли расходились, и мужчина в синем помахал ей в ответ. Они продолжали махать друг другу и когда корабли начали медленно, но неумолимо удаляться.
"— Неумолимо? Почему мне пришло в голову именно это слово? — подумала женщина. Почему именно это горькое слово, ведь просто незнакомка помахала незнакомцу!"
Мужчина на "Камоэнсе" продолжал махать, хотя с растущим расстоянием становился все меньше. В тот миг, когда он должен был совсем исчезнуть из виду, она заметила, что рядом с ним появилась какая-то женщина. Потом обе фигуры растаяли вдали, женщина отвернулась и ушла к своему мужу, чтобы выпить с ним чаю. На палубе "Камоэнса" эти взаимные приветствия не ушли от внимания спутницы мужчины в синем.
— С кем ты прощался, дорогой?
— Да ни с кем! — ответил он, смеясь. — С какой-то милой дамой, пожелавшей нам счастливого пути!
— Мне больше нравится здесь, чем ей может нравиться там! Старший офицер сказал мне, что тот корабль пришел из Америки, и что на нем воины, раненые в этой ужасной войне — их везут домой.
Мужчина в синем и его спутница тоже пошли выпить чаю — в ту самую минуту, когда на бриге, плывшем в Лондон, молодая женщина села лицом к лицу со своим мужем капитаном Диккенсом, который полулежал на кровати, опираясь на большую подушку и любовно глядя на супругу, наливавшую ему чай.
— Почему вы так меня разглядываете, мой милый?
— Потому что вы так прекрасны! Я не могу налюбоваться вашей красотой, вы же знаете! — усмехнулся капитан Диккенс. — Даже привычка видеть вас не притупила восхищение, что вы моя, что вы моя жена! Но почему вы так задумчивы?
Молодая женщина улыбнулась.
— Нет, ничего. Просто пришло в голову…
— Что?
— Да ничего, в самом деле. Как вы себя чувствуете, Элмер? Как ваша нога? Элмер! — вдруг вскрикнула она.
Капитан Диккенс закрыл лицо руками и тихо заплакал.
— Элмер! Милый! Что с тобой?
— Я так боюсь остаться калекой! — тихо ответил он. — Господи Боже! Счастье еще, что у меня есть вы. Дай Бог мне никогда не потерять вас, Летиция!.
Плыли они до Франции семь дней. Погода стояла прекрасная, море спокойное. Дебора была очень мила. Узнав, что Тюльпан обнаружил в квартире Рурка не ключ к тайне своей жизни, а только мертвое тело, пыталась утешить его, как могла.
— Мы вместе откроем эту тайну! — говорила она. — Мы сумеем установить твое происхождение!
Так наконец Тюльпан узнал о тех фантастических догадках, которые возникли у неё при виде его татуировки. Поскольку возвращались они во Францию, а значит и к "дорогому" герцогу Шартрскому, Тюльпан настрого запретил ей обсуждать свои догадки с кем бы то ни было, даже с ним самим.
