Ознакомительная версия.
Я родился на вершинах холодных балканских гор. Когда там умирает животное, снег и лед покрывают труп белым саваном, замораживая жидкие части тела и превращают их в камень, который сохранится очень и очень долго. Таков был мой мир детства, в котором ничего не могло измениться. Но меня отобрали у родителей и завезли в другой мир, мир роскоши, интриг и крови. Он же мир жары и гниения. И судьба падших животных здесь совсем иная!
В моих горах солнце и теплота способствуют жизни и процветанию всякой твари и каждому стебельку. Здесь же, то же солнце и та же теплота действуют с разрушением, способным в несколько часов убить и разложить всякого, кто смертельно устал и болен.
Но чтобы умершее тело не подвергло опасности прочие живые существа, своей гнилью и газами заражающими воздух, Всевышний послал в страны, сжигаемые злющим солнцем, своих спасителей – стервятников! Это неутомимые стражи, всегда готовые исполнить волю небес!
Вот лежит издохший от непомерных трудов, а может от болезни или старости верблюд. Он не дошел до своего дома, хотя погонщик, за день до его смерти снял с него поклажу, облегчая путь. Но верблюд все равно пал, ибо так угодно Всевышнему. Его господин погоревал, но оставил нетронутым, так как ислам запрещает использовать что-либо с мертвого животного, убитого не по принятому обычаю.
Слушай дальше!
Мертвый верблюд лежит. Восходит солнце. По утренней прохладе на него садится степной жаворонок и поет погребальную песню. Солнце встает, и труп начинает разлагаться. Смертная оцепенелость прошла, глаза глубоко впали, верхняя кожа кое-где ломается, из пасти и носа течет вонючая жидкость. Внутри верблюда происходит брожение и шум. Это газы вздули живот и желают вырваться наружу, чтобы распространить свой ядовитый запах.
И вот появляется ворон. Он радостно кричит и кружит некоторое время над павшим животным. Затем опускается и заботливо осматривает добычу. В скором времени вокруг падали собираются птицы помельче и позвонче. К ним от болот и ручьев спешат зобастые аисты, которым надоели рыба и лягушки. Они вовсе не обращают внимание на беркутов и орлов. У тех впереди очень много мяса. Но у всех этих птиц слабые когти и клювы. Они не могут разорвать толстенную кожу верблюда. Все они ждут главных участников пира – огромных грифов стервятников.
А те не спешат. Они выспались, насладились сновидениями, поднялись высоко в небеса и оттуда увидели пищу для себя и своего потомства. Они медленно опускаются, и вся птичья братия отходит в сторону. Грифы вспарывают огромными клювами брюхо падали, роются во внутренностях и выпихивают их. Затем принимаются за более плотное мясо. Порой стервятники дерутся между собой разбрасывая мясо. Его тут же подхватывают окружающие птицы.
Все сыты и довольны. А вдвое отяжелевшие грифы поднимаются в счастливые небеса и несут добычу в свои гнезда. Этих стервятников во время пира не испугают и охотники. Они очень сильные и живучие. Однажды я пустил стрелу в грифа. А он с нею поднялся высоко в небо и только оттуда упал мертвый…
– Так значит Византия – мертвый верблюд, отданный Всевышним на пир стервятникам? – спросил Гудо, исподлобья наблюдая за смакующим косточки начальником тайной службы турок-османов.
– Совершенно верно, – обрадовался пониманию своего «синего пса» Даут. – Византия уже давно мертва. От нее исходит только вредное зловоние. Она должна исчезнуть.
Что-то вспомнив, Даут грустно добавил:
– У меня нет печали о тех, кто лишил меня родных гор и издевался над душой и телом многие годы.
– А когда падет этот верблюд, кого будут разрывать падальщики дальше? Другие христианские страны? – глухо спросил Гудо.
– До этого я не доживу и не хочу об этом думать. Живу сегодня, жую сейчас ягненка, и ты так живи. Или тебе не по вкусу ягненок?
Но Гудо не ответил.
– А что это там происходит? – не обидевшись, спросил Даут.
Гудо встал с края ковра и внимательно посмотрел в сторону дороги, на которой прекратилось всякое движение.
– Кажется, человек лежит посреди дороги и никто не смеет его ни оттащить, ни объехать.
– Что еще за диво? Кто смеет остановить воинов и обозы самого бея османов? Все за мной! – вскричал начальник тайной службы и трое его рабов бросились за ним вниз по холму.
– Что здесь? – расталкивая круг собравшихся людей, спросил Даут.
– Это Ибрагим, старший караванщик, – ответил один из погонщиков верблюдов.
– Что с ним?
– Кажется мертв, – ответил кто-то из круга собравшихся путников.
– Оттащите его с дороги! – строго велел начальник тайной стражи.
– Ибрагим – уважаемый человек. Он свершил хадж[169] в Мекку.
– И что из этого? – в горячности воскликнул Даут.
На него тут же надвинулась толпа, крепко сжимая кулаки и опаливая нечестивца гневными взглядами.
– Это святой человек! – выкрикнул погонщик, надвигаясь на побледневшего начальника тайной службы.
– Вы знаете, кто я? – растерянно спросил Даут, уже догадываясь о том, что эти люди из дальних мест и слыхом не слыхали, а не то, что видели начальника тайной службы.
Но тут толпа всколыхнулась и чуть расступилась.
«Синий шайтан»! «Синий шайтан»! «Синий шайтан»! – послышался все нарастающий шепот тех, кто возвращался с побережья. Эти два слова тут же подхватили идущие с востока и со страхом попятились, увидев, что огромный мужчина в странных одеждах склонил свою чудовищную голову на грудь уважаемого Ибрагима.
Гудо поднялся на ноги и, улыбнувшись, медленно осмотрел собравшихся. Круг, узревший жуткую улыбку, дрогнул и попятился. Гудо выбрал того, кто ему был нужен и неспеша подошел к нему. Это был погонщик буйволов, выделявшийся из толпы своим огромным ростом и длинным кнутом, сложенным кольцами в его правой руке.
Нет, крепкий мужчина не испугался и не попятился, когда к нему вплотную подошел странный человек в странных одеждах. Просто его рука настолько ослабла, что он и не почувствовал как этот страшный лицом «синий шайтан» взял у него главное орудие труда.
А Гудо распустил отнятый кнут и стал медленно описывать им круги, все более и более отодвигая круг растерявшихся людей. Наконец круг стал настолько большим, что «синий шайтан» смог хлестнуть, издав страшный щелчок кончиком крепкого кнута. Народ тут же в страхе попятился еще на несколько шагов.
И произошло страшное и невероятное! Чудовище в синих одеждах ударило жалом кнута по телу Ибрагима. А потом еще раз и еще, и еще. Затем этот мучитель деревянным кнутовищем стал часто ударять по оголенным ступням уважаемого мусульманина. Не в силах терпеть надругательство над мертвым телом, сначала выкрикнул угрозу один из присутствующих, за ним второй, и уже крики слились в грозный шквал гнева. Выхватив мечи, ножи, подняв к верху дубины и копья, толпа надвинулась на «синего шайтана».
Ознакомительная версия.
