— А где обитает этот манти? Там же, в пагоде?
— В пагоде я его видела всего несколько раз… Но вы сможете увидеть его, и скоро.
— Где? — спросили одновременно Янес и Сандокан.
— Через три дня на берегу Ганга будет совершен обряд сожжения вдовы, и манти там тоже будет, конечно.
— А что это за обряд? — спросил Сандокан.
— Будет сожжена вдова Ранджи-Нина вместе с телом ее мужа. Он был одним из предводителей тугов.
— Ее что, сожгут живьем?
— Живьем, господин.
— И полиция им не помешает?
— Никто не пойдет ей об этом докладывать.
— Я думал, что такие ужасные вещи больше не совершаются.
— Довольно часто, несмотря на запреты англичан. Еще много вдов сжигают на берегу Ганга.
— Ты знаешь место, где это будет?
— На краю джунглей, рядом со старой разрушенной пагодой, которая с давних времен посвящена Кали.
— Ты уверена, что манти примет участие в этом мрачном обряде?
— Да, господин.
— Надеюсь, к тому времени ты уже сможешь ходить и отведешь нас туда. Устроим засаду и посмотрим, удастся ли ему улизнуть на этот раз. Дружище Янес, нам, кажется, еще раз повезло.
В этот момент шлюпка подошла к «Марианне».
— Спустите трап! — крикнул Сандокан часовым.
Он быстро поднялся на палубу и сразу попал в объятия человека, ожидавшего его у трапа.
— Тремаль-Найк! — воскликнул он.
— Я очень беспокоился за вас, — ответил индиец.
— Все хорошо, друг мой. Мы не теряли тут времени даром. Идемте в каюту.
Молодую баядеру поместили в одной из лучших кают на судне. Ей тщательно обработали рану, наложили тугую повязку, и через три дня она если и не выздоровела полностью, то по крайней мере была в состоянии вставать и ходить.
Все эти дни она была весела и довольна, ей явно нравилось и само судно, и элегантно обставленная каюта, и эти двое мужчин, белый и смуглокожий, которые по нескольку раз на дню заходили навестить и справиться о ее здоровье. Она немало рассказала им о тугах, об их организации и обычаях, но ничего не могла сказать о новой Деве пагоды, то есть о маленькой Дарме, о которой даже не слышала. Особую симпатию она выказывала к белому господину, как называла флегматичного Янеса, который стал при ней чем-то вроде сиделки, часами не выходил из ее каюты и много разговаривал с ней. Она хорошо говорила по-английски, что было редкостью среди баядер.
Это удивило даже самого Тремаль-Найка, который, будучи индийцем, и, более того, бенгальцем, хорошо знал танцовщиц своего края.
— Эта девушка, — сказал он Янесу и Сандокану, — явно принадлежит к какой-то высокой касте. На это указывают и ее внешность, и необычная для баядеры развитость.
— Я попробую расспросить ее, — ответил Янес. — За этим, должно быть, кроется, какая-то непростая история.
После обеда, когда Сандокан и Тремаль-Найк занялись отбором людей для предстоящей экспедиции, он спустился в каюту навестить раненую.
Девушка уже не испытывала боли. Лежа в мягком и удобном кресле, она радостно улыбалась ему. Эта улыбка на розовых губах и нежный взгляд лучше всяких слов говорили о том, что ей приятно видеть белого господина, как она окрестила Янеса в отличие от смуглого господина — Сандокана.
— Как твоя рана, девушка? — спросил Янес, осторожно беря в свои руки ее маленькую белую ручку.
— Мне больше не больно, господин, твои руки меня излечили.
— Ты еще не сказала нам своего имени, — сказал Янес. — Как тебя зовут?
— Сурама, — ответила она.
— Ты из Бенгалии?
— Нет, господин. Я из Ассама.
— Ты говорила, что твоя семья погибла. Что же произошло?
— О-о!.. — произнесла она с глубоким вздохом, и лицо ее омрачилось, на глаза набежало облако грусти.
— Ее убили туги? — осторожно спросил Янес.
— Нет.
— Англичане?
— Нет.
Она помолчала, борясь с подступившим волнением, потом тихо сказала:
— Мой отец занимал высокое положение в Ассаме, он ведь был дядей тамошнего раджи. Он и погиб от руки своего племянника. Этот безумец вообразил, что отец покушается на его трон, на все его богатства, якобы он составил заговор, чтобы убить его. Раджа пригласил отца вместе со всей семьей к себе во дворец и в одном из припадков безумия, которым был подвержен, убил и его, и мою мать, и двух моих старших братьев. Я еще была так мала в то время, что на ребенка у него рука не поднялась. Меня отвезли в подземелья Раймангала, где отдали в храм, чтобы впоследствии сделать баядерой. А когда я достигла совершеннолетия, отправили в пагоду Кали.
Вот моя история, белый господин. Я, которая была рождена на ступенях трона, теперь всего лишь несчастная танцовщица.
— Бедная девушка! — произнес Сандокан, незаметно вошедший в каюту и слышавший конец этого рассказа. — Не под доброй звездой ты родилась. Но мы позаботимся о твоем будущем. Тигр Малайзии не бросает в несчастье своих друзей.
— Вы очень добры, господин, — сказала Сурама все еще дрожащим голосом.
— Ты никогда больше не вернешься к тугам и не будешь танцовщицей. Отныне ты под нашей защитой.
Он сел на стул подле нее и спросил, наклонившись к девушке:
— Скажи, есть ли у тугов корабли?
— Не знаю, господин, — ответила она. — Когда я была в Раймангале, то видела шлюпки на протоках Сундарбана, но корабли никогда.
— К чему этот вопрос, Сандокан? — спросил Янес.
— Только что два двухмачтовых брига стали на якорь рядом с нами.
— Ну и что?
— На этих кораблях слишком многочисленные экипажи. Мне это кажется подозрительным.
— И на меня они производят такое же впечатление, — сказал вошедший Тремаль-Найк. — Эти пушки на корме, эта странная, подозрительного вида команда…
— Надо не спускать с них глаз, — сказал Янес. — Однако вы могли и обмануться. Они нагружены?
— Нет, — сказал Сандокан.
— Если даже это корабли тугов, они ничего не смогут предпринять против нас. По крайней мере до тех пор, пока мы под защитой артиллерии форта Вильям.
— Будем наблюдать за ними, — решил Сандокан, — а пока займемся нашей экспедицией. Сурама уже может ходить и отведет нас в старую пагоду. Не так ли, девушка?
— Да, господин, я смогу отвести вас.
— Нужно будет подниматься по реке? — спросил Сандокан.
— Пагода находится в семи или восьми милях от последних предместий Черного города.
— Уже шесть часов; пора отправляться. Две шлюпки готовы, ружья спрятаны под скамьями.
Он протянул Сураме широкий шелковый плащ с капюшоном, и все четверо поднялись на палубу.
Две шлюпки были уже спущены, и двадцать четыре человека, выбранные из малайцев и даяков, заняли скамьи.
— Видишь те корабли? — спросил Сандокан Янеса, показывая на два брига, стоявших на якорях в нескольких ярдах от «Марианны», один по левому борту, а другой по правому.
