— Хватайте манти! — Сандокан бросился вперед. — Его не упустите!
Старый колдун, с первого же взгляда узнав в Сандокане капитана парусника, раньше всех бросился в чащу бамбуковых зарослей.
Но Сандокан и Тремаль-Найк в несколько прыжков догнали его, в то время как Янес вместе с матросами палил из карабина в воздух, чтобы сильнее напугать родственников покойного и их спутников, бежавших через кокосовую рощицу.
— Стой, старый мошенник! — Тремаль-Найк, приставил карабин к груди колдуна, который пытался выхватить из-за пояса кинжал. — На этот раз не уйдешь!
— Кто вы, и что вам от меня нужно? — закричал манти, тщетно пытаясь вырваться из железных тисков Сандокана. — Вы не полицейские и не сипаи, чтобы арестовывать меня.
— Кто я? Ты что, ослеп, старый колдун? — спросил Сандокан, крепко держа его. — Значит, не узнаешь меня?
— Я тебя никогда не видел.
— Значит, это не ты зарезал козочку на борту моего судна? — иронически спросил Сандокан. — А потом собрал своих друзей, чтобы задушить и меня самого возле пагоды богини Кали?
— Я никогда не резал козу. Ты принимаешь меня за кого-то другого.
— Ты пойдешь с нами, манти…
— Ты сказал манти? Я никогда им не был.
— В пагоде ты увидишь человека, который это опровергнет.
— Что вы хотите от меня наконец? — закричал старик, скаля зубы.
— Взглянуть на твою грудь прежде всего, — сказал Тремаль-Найк, неожиданно повалив его на землю и встав ему коленом на живот. — Вели принести факел, Сандокан.
Просьба была излишней. Янес, разогнав тугов, как раз подошел вместе с Самбильонгом, в левой руке которого был карабин, а в правой — горящий факел.
— Ага! Вы схватили его! — радостно закричал португалец.
— Теперь не уйдет, — отвечал Сандокан. — А как вдова?
— Она пришла в себя и совсем не грустит, что осталась жива. Ее отвели сейчас в пагоду.
— А ну-ка, посвети, Самбильонг, — сказал Тремаль-Найк, одним движением разрывая одежду на груди пленника.
На смуглой худой груди индийца была ясно видна голубая татуировка, изображающая змею с головой женщины, окруженную некими таинственными знаками.
— Вот она, эмблема душителей, — сказал Тремаль-Найк. — Все, принадлежащие к этой секте убийц, имеют ее.
— Ну и что, — закричал манти, — даже если я и туг, вам какое дело? Я никого не убил.
— Встань и иди за нами! — приказал Сандокан.
Старик не заставил повторять дважды. Он выглядел довольно напуганным, хотя и бросал яростные взгляды на окружавших ею людей.
Его отвели к сооружению, на котором догорал труп и где уже собрались матросы, прекратившие преследовать других участников обряда.
— Сурама, — сказал Янес молодой баядере, которая вышли из пагоды, — ты знаешь этого человека?
— Да, — ответила девушка. — Это манти тугов Сына священных вод Ганга.
— Мерзкая тварь! — закричал старик, бросая на баядеру ненавидящий взгляд. — Ты предала нашу секту.
— Я никогда не была поклонницей богини смерти и резни, — отвечала Сурама.
— А теперь, любезный, — проговорил Тремаль-Найк, — когда установлено окончательно, кто ты, ты скажешь мне, где сейчас туги, которые раньше обитали в подземельях Раймангала.
Манти молча смотрел на бенгальца несколько мгновений, потом сказал:
— Если ты надеешься узнать от меня, где твоя дочь, ты ошибаешься. Можешь убить меня, но этого я не скажу.
— Это твое последнее слово?
— Да.
— Хорошо; сейчас мы это проверим.
Он обернулся к Сандокану и обменялся с ним вполголоса несколькими словами.
— Ты думаешь? — спросил Тигр Малайзии с жестом сомнения.
— Ты увидишь, он долго не продержится.
— Ну что ж, делать нечего.
Услышав их разговор, манти побледнел, и лоб его покрылся холодным потом.
— Что ты хочешь со мной сделать? — спросил он сдавленным голосом.
— Сейчас узнаешь.
Сандокан подал знак, и малаец Самбильонг, который уже знал, что делать, направился к большому тамариндовому дереву, возвышавшемуся в тридцати шагах в ограде старинной разрушенной пагоды. В руке он держал длинную веревку с петлей на конце. Он перебросил ее через толстую ветвь над своей головой и спустил петлю до земли.
Тем временем несколько матросов крепко связали манти руки за спиной и провели под мышками две тонкие прочные веревки.
Старик не оказывал никакого сопротивления, однако лицо его выражало сильный страх. Крупные капли пота текли с морщинистого лба, сильная дрожь сотрясала худое тело. Должно быть, он догадался, какая жестокая пытка его ожидает.
— Так ты будешь говорить? — спросил, приближаясь к нему, Тремаль-Найк.
Старик бросил на него яростный взгляд и выдавил: «Нет… «
— Подумай, ведь ты все равно нам расскажешь все, что мы пожелаем узнать. Не лучше ли сразу сделать это?
— Я скорее умру.
— Тогда мы велим тебя подвесить.
— Кое-кто отомстит за мою смерть.
— Мстители твои далеко. Им никак не успеть.
— Когда-нибудь Суйод-хан доберется до вас. Тогда вы все испытаете на своей шее крепкие объятия аркана.
— Не смеши, старик. Мы не боимся вашей Кали и ваших арканов. Так ты не скажешь, где находится Суйод-хан и где спрятана моя дочь?
— Спроси об этом у воды Ганга, — усмехнулся манти.
— Ну что ж, тогда начинайте.
Четверо малайцев поволокли старика к дереву. Самбильонг захлестнул ему петлю вокруг тела и крикнул своим:
— Давайте!
Малайцы схватились за другой конец каната и приподняли манти на пару метров.
Несчастный испустил вопль ужаса. Петля под тяжестью тела так сжала его, что веревка врезалась в мясо.
Все, включая Янеса и Сандокана, собрались вокруг дерева и смотрели на пытку молча. Португалец достал свою неизменную сигарету и неторопливо ее раскурил.
— Подтолкните его, — холодно приказал матросам Тремаль-Найк. — Дайте ему покачаться. Пусть он погромче споет.
Пираты встали рядом с висящим колдуном и сильно толкнули его сначала в одну, а затем в другую сторону. Манти сжал зубы, чтобы не закричать, но видно было, чего ему это стоит. Глаза вылезали у него из орбит, он страшно задыхался, поскольку в сдавленные легкие воздух не проходил.
От нового толчка узел проник еще глубже в тело, и старик не мог сдержать воплей боли.
— Хватит! — крикнул он хрипло. — Хватит… негодяи.
— Будешь говорить? — спросил Тремаль-Найк, подходя к нему.
— Да… да… я скажу все, что… вы хотите… знать… но вели снять… петлю… Я задыхаюсь…
— Если ты передумаешь, мне придется снова начать пытку.
Он велел остановить раскачивание, потом снова спросил:
— Где Суйод-хан? Пока ты не скажешь, я не сниму с тебя петлю.
