А уж людей Олельковича и вовсе не жалко было. А вчера? Я так легко согласился с мыслью, что придется пытать этого Медведева, хотя он, как выяснилось, по-видимому, ни в чем не виноват... Что же будет со мной дальше?
Федор глядел перед собой в туман, и вдруг сквозь мысли ему померещилось, что в десяти шагах от него, прямо на тихой воде Ипути, туман как бы сгущается, превращаясь в какое-то темное пятно. Оно на глазах росло. Федор встряхнулся. Пятно исчезло. Тишина. Ни одного всплеска, ни одного звука.
Что бы это могло быть? Усталость? Недосыпание?..
Вдруг что-то звякнуло. Федор встрепенулся. Нет, это не там — это сзади. Он оглянулся.
По тропинке спускался Ольшанский.
Он выплывал из тумана, как рыцарь времен Грюнвальдской битвы, — весь в блестящих чешуйчатых доспехах. Он очень любил этот наряд, любил полное вооружение, и, глядя на него, можно было подумать, что вернулась эпоха больших Крестовых походов и вот один из рыцарей, который отправляется по меньшей мере в Палестину. На самом деле князь Ольшанский переезжал в таком наряде из Ошмян в Ольшаны, а расстояние между ними — десять верст. А уж что говорить, когда князь собирался сейчас проехать половину Великого Литовского княжества. И все же — он был красив и величествен.
Федор поднялся ему навстречу.
— Я уезжаю, Феденька, — грустно сказал Ольшанский.
— Счастливый путь! — обнял его Федор. — Ни о чем не тревожься. Скоро увидимся.
— Я бы не уехал, если бы ты оставался.
— Да, я еду не позже чем завтра утром.
— Федор, может, я останусь, а?
— Зачем?
— У меня дурное предчувствие. Я видел плохие сны. Что-то говорит мне об опасности, нависшей над тобой... А она где-то здесь. Рядом.
— Ну что ты, Иванушка, — непринужденно рассмеялся Федор. — Я нахожусь под такой охраной, что никто и близко не подойдет. А вот тебе следует быть осторожным. Прошу тебя, будь внимателен на дорогах! Не знакомься с чужими людьми, не позволяй никому расспрашивать о твоих делах. И главное — не проявляй излишнего благородства, это может погубить тебя.
— Ладно, Феденька, — Ольшанский пожал локоть брата. — Я постараюсь. Как не хочется мне тебя оставлять! — воскликнул он и, порывисто обняв Федора, резко повернулся и зашагал вверх по крутой тропе.
Князь Федор глядел ему вслед, а за его спиной, из тумана, снова начало вырастать темное пятно.
Быстро и бесшумно как призрак, оно скользило по тихой воде прямо на Федора.
Ольшанский еще не успел подняться на высокий берег, когда Федора внезапно, зажав рот, схватили сзади, подняли, и тут же земля качнулась и поплыла. Он не мог шевельнуться, не мог повернуть головы, он не видел, что творится вокруг него.
Широко открытыми глазами он с ужасом смотрел, как стремительно удаляется берег и как быстро расплывается в тумане высокая сильная фигура Ольшанского, который, не оборачиваясь, легко взбегал по круче.
Отец Леонтий тоже встал рано. Но не сам. Его разбудили. Вернулся из Гомеля Митя и привез два письма. Одно — от протоиерея храма Святой Богородицы, другое — из Белой, которое протоиерей получил для передачи отцу Леонтию.
Отец Леонтий отправил Митю спать, не торопясь сотворил утреннюю молитву и только потом принялся за письма. Хорошенько заперев дверь, он аккуратно разложил перед собой на столе оба листа с посланиями, приготовил маленькую кисточку из беличьего меха и два серебряных пузырька, оба с прозрачной жидкостью, только в одном она была чуть розового цвета, а в другом — чуть голубого.
Прежде всего отец Леонтий внимательно прочел видимый текст обоих писем.
Протоиерей сообщал, что икону Вельской церкви обновить можно и что стоить это будет пять рублей. Пусть отец Леонтий перешлет ее с верным человеком и деньгами — работа будет выполнена в месячный срок.
Письмо из Белой было от дьячка Вельской церкви и содержало дотошный список расходов за прошлый месяц. Расходы были мелкие, копеечные — в общем, какие-то пустяки. Но отец Леонтий знал, что в письме дьячка — не это самое важное.
Он осторожно обмакнул кисточку в пузырек с розовой жидкостью и провел полосу между строк.
Некоторое время он пристально вглядывался в бумагу, но на ней ничего не проявилось. Тогда он перевернул письмо и провел кисточкой по обратной, чистой стороне листа. Тотчас проступили мелкие буквы. Невидимый текст был написан тайнописью, и едва отец Леонтий успевал разобрать строчку, как она снова таяла на бумаге по мере высыхания розовой жидкости. Так от строчки к строчке он прочел.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!
Благословите, Ваше преподобие!
Мною получены точные сведения о том, что ересь новгородская питается корнями, что тянутся в Литовское княжество. К сожалению, до сих пор нашей церкви не удалось получить ни одного верного доказательства этому, а оно нам необходимо. Мы также до сих пор не можем схватить ни одного из мерзких отступников. Нам неизвестны тайные узы, которые их объединяют, и не ясна скрытая, быть может, еще нам неведомая подлинная суть их учения. Как правило, они прикидываются добрыми православными христианами, втайне же проповедуют свою веру, втягивают и совращают все больше и больше добрых людей. Мы не можем отличить их от безгрешных овец нашего стада, хотя, я думаю, должен быть какой-то особый знак или условные слова, которыми они пользуются, чтобы узнавать друг друга.
Прошу тебя сделать все возможное, чтобы разведать как можно скорее хоть что-нибудь об этой новой тайной ереси. Кажется, их вера чем-то напоминает иудейскую — по непроверенным сведениям известно, что они якобы верят только в одного Бога. Иисуса Христа, Господа нашего, они считают лишь смертным человеком, не признают Святого Духа, а стало быть, Троицы, и потому, я думаю, мы можем именовать их жидовствующими. Самое же страшное — они, по слухам, проповедуют ненужность, а стало быть, отмену всякой церкви и всех священнослужителей. Трудно себе представить, какой чудовищный вред нанесло бы нашему святому православию такое учение, если бы оно распространилось на Руси! Пока, к счастью, все это — лишь мутные слухи и домыслы, точных сведений нет. Любая подробность, любая мелочь относительно этой ереси может оказаться чрезвычайно важной... Ты писал мне, что уже начал работу по выявлению еретиков, однако до сих пор я не получил никаких сведений о результатах. Прошу тебя не медлить. Отныне пиши мне в Волоколамск. Я выполнил обет и, с Божьей помощью, заложил фундамент нового Волоколамского монастыря, который, надеюсь, станет волей Господа нашего и моими стараниями прочным оплотом греческой церкви.
