но ему подчиняются, ибо результат слишком рьяного сопротивления страшен… Как видишь, все очень просто.
— Полагаешь, кровавые походы — лучший способ преумножать успех и благосостояние больших царств, вроде Трои и Микен?
— Необязательно. В любом важно вовремя остановиться. И толика удачи не помешает, конечно. — Киос сложил руки на груди. — Правитель рискует совершить смертельную ошибку, если привыкает к победам своих солдат. Например, он может потерять самообладание после единственного поражения. Либо поверит в свою непобедимость и станет рабом войны, ее бесправным слугой, неспособным выйти из бесконечных сражений… Такое случается, когда битвы перестают приносить выгоду, а все силы и достаток царства уходят на поддержание армии. Со временем оно начинает пожирать само себя, как хищные звери загрызают потомство…
— Тебе бы детей учить, а не торговать да странствовать по свету.
Киос лишь отмахнулся в ответ на добродушную насмешку:
— Как-нибудь обойдусь. У меня и без того много способностей, не знаю даже, куда их девать.
— По крайней мере, язык у тебя на месте. Казалось бы, какой здравомыслящий человек способен оправдать кровопролитие?
— А я и не оправдываю. Насилие без нужды всегда мне претило.
— Я знаю. Что ж, меч в руках наемника лишь инструмент, которым он добывает пропитание. Так устроен наш мир. Но послушаешь тебя и кажется, что войны между народами будут вестись бесконечно. Из уст столь жизнелюбивого человека это звучит весьма безрадостно, знаешь ли!
— Жизнелюбие и здравый взгляд на вещи не должны противоречить друг другу, — возразил Киос. — Да, я не верю, что человек когда-нибудь отложит в сторону клинок. Со временем он сделает его прочнее, придумает оружие совершеннее… и продолжит убивать себе подобных. Так будет до тех пор, пока война остается последним — и самым действенным! — доводом в споре сильнейших.
— То есть до скончания времен.
— Именно. Все, что мы можем, — принимать мир в его нынешнем виде и радоваться мелочам каждого дня. В противном случае жизнь покажется слишком трудной штукой, дорогой Палемоний.
— Зря мы вообще об этом заговорили — теперь мне хочется достать кувшин с вином и напиться до потери сознания.
— И после этого ты утверждаешь, что мне следует учить детей?.. Страшно представить, к чему это может привести! — хитро прищурился Киос. Его собеседник, не выдержав, засмеялся. Торговец всегда ловко управлял разговором, отчего беседы с ним доставляли Палемонию немалое удовольствие. Но в следующий миг тот резко замолчал — снаружи донесся резкий звук. Его нельзя было ни с чем перепутать. Так стучали копыта лошади.
Пока они с Киосом разговаривали, кто-то приблизился к селению!.. И некому было предупредить о чужаке — одна часть жителей умерла, другая — слишком ослабела, а самые стойкие помогали больным или добывали пропитание.
Возможно, гость не представлял угрозы, но Киос с Палемонием в прошлом были солдатами. Они были готовы к любому развитию событий — Иолк закрыт, соседние деревни страдали от мора, поэтому прибывший мог оказаться мародером. В таком случае он наверняка привел соратников. Киос без лишних слов взял стоящее близ кровати Евритиона копье и занял место у окна. Палемоний с кинжалом в руке вышел наружу, готовый к нападению. Они не обменивались указаниями, каждый выполнял свою задачу.
Едва выглянув, Палемоний убедился, что гость прибыл один. Он стоял на колеснице, в которую был впряжен высокий, отлично сложенный конь темной масти. Зверь раздувал ноздри и время от времени бил копытом, словно радуясь пробежке. Его возница был вооружен, но не выказывал намерения нападать. Одеяние пришельца указывало на принадлежность к страже Иолка. На сердце у Палемония полегчало, однако оружия он не убрал.
— Хороший сегодня день, не так ли? И опусти свой кинжал, — заговорил приезжий. Сам он поднял вверх раскрытую ладонь — то ли демонстрировал миролюбивые намерения, то ли отдавал приказ.
— Я один, как видишь. Угрожать тебе не собираюсь.
Чуть поколебавшись, Палемоний выполнил требование гостя. На худой конец, Киос оставался начеку…
Словно уловив эту мысль, возница добавил:
— Кстати, твой товарищ в доме тоже может расслабиться.
Киос с насмешливой улыбкой высунулся из окна:
— Какая жалость — нас раскрыли, будто новичков! Эй, Главк, как дела?
Палемоний обернулся к товарищу:
— Ты его знаешь?
— Ага. По голосу сразу понял, кто это. Расслабься, дружище, Главк служит во дворце. Наши опасения оказались напрасными. Хотя я бы предпочел увидеть кого-то с рожей покрасивее, чем баранья задница!
Гость усмехнулся и махнул Киосу рукой. Затем его лицо снова стало серьезным:
— Сколько у вас больных? Много людей умерло?
— Много… не меньше половины, — ответил Палемоний. — Но остальные выздоравливают. Сейчас только три человека тяжело больны, но есть надежда, что они справятся.
— Один лежит в этой хижине и спит, — добавил Киос, глядя на Главка. — Поэтому давайте говорить немного тише.
Кивнув, возница окинул взглядом поселение, словно желая найти в нем признаки жизни. Но кроме Палемония и Киоса, никого более не показывалось в окнах или на порогах домов.
— Сам-то что здесь делаешь? — спросил Киос. — Вряд ли тебя привело желание прогуляться.
— Нет, конечно. Стражников разослали во все селения на равнинах и побережье. Наша задача — доложить царю обстановку. Поэтому я пройдусь по домам, прежде чем уеду обратно. Возражений не будет?
— Конечно. Я не собираюсь противиться приказам Ясона, — Палемоний пожал плечами. А Киос высунулся из окна почти до пояса, уже не скрывая любопытства:
— Еще недавно за стены Иолка даже мышь не могла проскользнуть, а ты говоришь, что стражники разъезжают по всему царству? Ну же, Главк, мы истосковались по хорошим новостям. Расскажи, как дела в Иолке!
— Уже несколько дней ни одного заболевшего, — на суровом лице Главка неожиданно появилась улыбка. — Мор уходит из города.
Иолк выстоял в борьбе с загадочной хворью и теперь готовился начать новую жизнь. Хотя население города сократилось более чем наполовину, худшее было позади. Люди с радостью встречали возможность вернуться к нормальной жизни, скорбь по ушедшим таяла, оставляя место насущным заботам. Кстати пришлась и неожиданно мягкая зима, будто вопреки прошлым холодам, — на этот раз городу не пришлось испытывать особой нужды. С первыми лучами весеннего солнца жители Иолка наконец стряхнули тяготы мора. По дорогам вновь катились повозки, в полях возделывали землю, а на рынке кипела жизнь.
Вместе с новой надеждой пришли и неожиданные перемены. На площади города, в коридорах дворца и хижинах бедняков то и дело звучали досужие разговоры. Их суть сводилась к одному: отношения между царем и царицей начали ухудшаться. Люди вставали на сторону Ясона, хотя последний вряд ли подозревал об этом.
Стараниями отдельных царедворцев
