Француженка, похоже, не была лишена чувства собственного достоинства.
И тут случился сущий кошмар, а именно — 14 декабря, после чего Ивана Александровича арестовали, как и многих декабристов, хотя в день восстания на Сенатской площади его не было и в помине. Он был осужден на двадцать лет каторги за банальное «недоносительство», которое Анненков объяснил императору Николаю I так: «Тяжело, нечестно доносить на своих товарищей». Позднее приговор будет смягчен до десяти лет с последующей ссылкой на поселение.
Полина не думала ни минуты, как ей поступить, а стала в спешном порядке распродавать свое нехитрое имущество, чтобы каким-то образом освободить своего суженого и уехать с ним за границу. Но план, увы, провалился. И в конце 1826 года ее избранник отправился на каторгу в Читу.
Понимая, что ей не дадут последовать за любимым, поскольку они не венчаны, Полина смогла добиться разрешения на выезд от самого императора. После того как она лично вручила ему прошение со словами: «…Я всецело жертвую собой человеку, без которого я не могу далее жить. Это самое пламенное мое желание. Молю на коленях об этой милости», Николай I не смог отказать мужественной женщине, и отъезд в Сибирь ей был разрешен.
Своим появлением Полина буквально спасла любимого от гибели, и это было очевидно. М. Н. Волконская вспоминала об этом так: «Анненкова приехала к нам, нося еще имя мадемуазель Поль. Это была молодая француженка, красивая, лет тридцати; она кипела жизнью и весельем и умела удивительно выискивать смешные стороны в других. Тотчас по ее приезде комендант объявил ей, что уже получил повеление его величества относительно ее свадьбы. С Анненкова, как того требует закон, сняли кандалы, когда повели в церковь, но, по возвращении, их опять на него надели. Дамы проводили мадемуазель Поль в церковь; она не понимала по-русски и все время пересмеивалась с шаферами — Свистуновым и Александром Муравьевым. Под этой кажущейся беспечностью скрывалось глубокое чувство любви к Анненкову, заставившее отказаться от своей родины и от независимой жизни».
В январе 1827 года Анненков был доставлен в Читинский острог. Самыми тяжелыми для него станут первые пять лет работы на Петровском заводе. Потом будет легче, а на поселении, по ходатайству матери, Анненкову и вовсе позволят поступить на гражданскую службу.
В общей сложности им придется прожить в Сибири тридцать тяжелых лет, после чего, в 1856 году, они получат разрешение покинуть место ссылки. И поскольку жить в Санкт-Петербурге и Москве им было отныне запрещено, они поселились в Нижнем Новгороде. Кстати, здесь их посетил совершавший путешествие по России знаменитый писатель Александр Дюма.
С Дюма, кстати, вышла интересная история. О романтических отношениях кавалергарда-декабриста Ивана Анненкова и француженки Полины Гебль Дюма узнал от своего давнего знакомого Огюстена Гризье, известного во Франции мастера фехтовального искусства. В России он провел около десяти лет, давая уроки фехтования знатным русским дворянам, в число которых попал и Анненков. Он подружился с этой влюбленной парой, а после восстания декабристов Огюстен Гризье поддерживал Полину и помогал ей чем мог. После возвращения в Париж Гризье рассказал Дюма об их истории и передал писателю свои записки под названием «Полтора года в Санкт-Петербурге». Используя их, Дюма написал один из первых своих романов «Учитель фехтования», полное название которого, кстати, звучало так: «Записки учителя фехтования, или Восемнадцать месяцев в Санкт-Петербурге».
Между прочим, матери Ивана Анненкова, этой взбаламошной и вздорной старушке, надо сказать, сильно повезло с невесткой. Уж не знаю, за какие такие заслуги, но это уж, как говорится, не в нашей власти. Попадись ей какая-нибудь стерва, сын мог и пары лет не протянуть на каторге. А тут — в общей сложности тридцать лет тяжелейших испытаний, наполненных каторжной работой и всевозможными унижениями. И выдюжили ведь.
Молодые повенчались в 1828 году в Михаило-Архангельской острожной церкви. Потеряли своих детишек — дочь Анну и сыновей-близнецов… При этом старались поддерживать всех, кому было еще хуже, чем им. Полина занималась общественной деятельностью — была попечителем нижегородского женского Мариинского училища. Писала воспоминания, которые, кстати, были сначала запрещены, но тем не менее появились в 1888 году. И говорят, до самой смерти она не снимала с руки браслета, отлитого Николаем Бестужевым из кандалов ее мужа.
Они умерли с разницей в год — сначала Полина, затем — Иван Александрович, и похоронены на Крестовоздвиженском кладбище Нижнего Новгорода.
Кстати, была еще одна интересная история, обещаю — последняя, связанная с Кузнецким Мостом. Один из французских магазинов, «Товарищество виноторговли К. Ф. Депре», принадлежал участнику Наполеоновских войн, некоему Камиллу Филиппу Депре. История возникновения этой компании настолько интересна, что вполне могла бы лечь в основу сюжета какого-нибудь фильма.
Все началось во время Отечественной войны 1812 года. Тогда будущий виноторговец в статусе капитана наполеоновской армии принял участие в Бородинской битве, где был серьезно ранен. В российском госпитале Депре влюбился в ухаживавшую за ним девушку Анну Рисе, дочь французского купца, много лет жившего в России. Едва оправившись от ран, Депре женился на Анне и переехал к ней жить в Москву, в дом на Петровке. После чего открыл тот самый магазин иностранных вин. Как истинный француз, он прекрасно разбирался в винах, поэтому бизнес заранее был обречен на успех. Дело быстро пошло в гору, качество и вкус вин пришлись по душе ценителям благородного напитка, и вина от Депре довольно быстро стали непременным атрибутом любого приличного застолья. «Вино, разумеется, берется на Петровке, у Депре», — писал А. И. Герцен в книге «Былое и думы», и под этой фразой подписалась бы добрая половина москвичей. Самым популярным напитком был портвейн «Депре № 113», гурманы считали, что ему вообще нет равных.
Кстати, поклонником Депре был и Антон Павлович Чехов, именно поэтому в «Драме на охоте» он упомянул один из самых востребованных напитков этой фирмы — ликер «Бенедиктин».
Но, как только где-то в России замаячат большие деньги, непременно находятся мошенники, желающие эти деньги разложить по своим карманам. В нашем случае таковыми оказались двое бывших приказчиков знаменитого производителя водки Петра Арсеньевича Смирнова, открывших свой винный погреб в Златоустинском переулке. Вино у них было, мягко говоря, неважное, поэтому контора терпела одни убытки. Пока в один прекрасный день на пороге их погреба не оказался некий субъект по имени Цезарь Депре. Он сделал приказчикам предложение, от которого те не смогли отказаться. Идея была проста: разлить свое дерьмовенькое вино в бутылки, схожие с теми, что принадлежали «Товариществу К. Ф. Депре», а на них вместо К. Депре написать
