официанты получали достойные чаевые, страховая компания возмещала ущерб, а посетители множились в геометрической прогрессии.
Раз мы уделили столько времени и места этому ресторану, скажем буквально несколько слов о его «золотом веке» и последующей «кончине».
При Алексее Акимовиче Судакове, выходце из ярославских крестьян, «Яр» стал самым знаменитым рестораном России, стоимость которого оценивалась в триста тысяч рублей. К началу XX века это был уже роскошный дворец с колоннами, с Большим и Малым залами, украшенными в имперском стиле, с отдельными кабинетами, рассчитанными как на пафосных гостей, так и на публику попроще. И вот еще что — неслыханное и невиданное доселе нововведение: ресторан завел собственный гараж, откуда в любое время суток за клиентами выезжали автомобили, то есть было создано что-то вроде системы такси. В газетах писали, что новое здание ресторана «превзошло всякие ожидания по богатству и даже роскоши отделки, а главное — по огромному вкусу и изяществу выполнения. Бывалые люди затруднялись сказать, приходилось ли им видать среди заграничных храмов чревоугодия что-либо подобное по величию и блеску».
Величие и блеск кончились аккурат к концу 1917 года. Хозяина заведения Судакова прямо из «Яра» увели суровые люди в кожанках. Многие потом вспоминали, как были свидетелями пролетарского вандализма: пролетарии с невероятным энтузиазмом сбивали со здания ресторана бесценную лепнину, выволакивали из залов роскошную обстановку и замазывали краской стеновую роспись…
Но вернемся в очередной раз на Кузнецкий Мост.
На углу Петровки и Кузнецкого Моста находилось еще одно знаковое место — кондитерская «Трамбле», принадлежавшая французу Коде-Октавию Трамбле. С начала 1850-х годов кофейня и пекарня славились на всю Москву своими фруктовыми мармеладами и пирожными.
Чуть поодаль находился магазин Мари Роз Обер-Шальме, о котором стоит рассказать подробнее. «Магазин художественных бронз и разных других ценных вещей», а именно так он назывался, был достаточно популярен в народе: «У мадам Обер-Шальме такой приезд, что весь переулок заставлен каретами», — хотя саму мадам, мягко говоря, покупатели недолюбливали, переименовав ее в “обершельму”». (Кстати, именно в этот магазин приезжала Наташа Ростова за нарядами в романе «Война и мир», если кто помнит.) Поговаривали, что, помимо законной торговли, мадам не гнушалась и контрабандой, по крайней мере, ходили слухи, что у нее изъяли запрещенных вещей аж на двести тысяч, и если бы не покровительство некоторых ее могущественных покупателей, она точно могла бы оказаться за решеткой.
Перед вступлением французских войск в Москву уже упомянутый нами Ф. В. Ростопчин не без удовольствия выслал солидное количество французов из Москвы, в числе которых оказался и супруг Мари Роз Николай Обер, но ее саму не тронули. Она ушла позднее вместе с наполеоновской армией, прихватив с собой двоих маленьких сыновей, но в дороге умерла от тифа. Магазин мадам был закрыт, вещи распроданы, а то, что не продалось, — растащено московскими чиновниками. Между прочим, в 1816 году здание магазина было возвращено сыновьям Мари Роз в собственность…
На Кузнецком Мосту проживала еще одна легендарная личность — французский балетмейстер Жан Ламираль. О нем сейчас мало помнят во Франции, потому что всю свою жизнь он отдал становлению русского балетного искусства, не французского. Известно, что Ламираль учился в Гранд-опера одновременно с Шарлем Дидло, затем работал в Париже, Лондоне, Амстердаме, Вене. В 1803 году с женой Елизаветой Ламираль, тоже артисткой балета, приехал в Петербург, а в 1806-м по приглашению дирекции императорских театров перебрался в Москву.
Много лет Ламираль возглавлял московскую балетную труппу, а после того, как вышел в отставку, стал давать уроки танца детям из аристократических семей, причем, без всякого преувеличения, считаясь одним из лучших преподавателей в Москве. Однако и ему не повезло, как и мадам Обер-Шальме: кто-то донес в полицию, что вместе с друзьями-французами «в его доме пили шампанское за Наполеона и желали ему победы над Россией, понося правительство Александра I». По этому делу арестовали сорок человек, среди которых была и чета Ламираль. Их не выслали во Францию, а отправили на барже прямиком в Нижний Новгород.
Спустя несколько лет после войны супругам разрешили вернуться в Москву и даже в свой дом. Жан Ламираль продолжил заниматься преподаванием танцев, чем и жил до самой старости. (Интересный факт: перед возвращением во Францию Ламираль продал свой дом. Так вот, в квартире № 10 на третьем этаже поселился сам Владимир Гиляровский. И прожил он в покоях знаменитого француза чуть ли не полвека. Поистине тесен мир.)
Здесь же, на Кузнецком Мосту, произошла одна любовная история, не коснуться которой было бы неправильно. В одном из французских магазинов работала продавщицей 26-летняя красотка Полина Гебль. Здесь ее и увидел поручик Кавалергардского полка Иван Александрович Анненков. На момент знакомства Полина уже два года жила в России и служила старшей приказчицей в Торговом доме Диманси. У молодых, как водится, случился классический роман.
Но мать пылкого юноши не была в восторге от появившихся перспектив, благо старушкой она слыла, мягко говоря, странноватой. И уж точно планы в отношении единственного сына она вынашивала иные. В любом случае, будучи довольно богатой (еще бы! Анна Ивановна была дочерью самого генерал-губернатора Сибири И. Я. Якоби, да и муж оставил ей солидное наследство), она не собиралась видеть в своем богатом доме нищую и безродную француженку. К слову, в доме жили около полутораста слуг, денно и нощно выполнявших все причуды барыни. Описание ее очевидных странностей заняло бы довольно много места, поэтому дадим только краткий их перечень, и то, чтобы немного отвлечься.
Во-первых, Анненкова не признавала постели и спала исключительно на кушетке, вокруг которой круглосуточно горели на мраморных подставках двенадцать ламп, расположенных полукругом. Во-вторых, вместо простыней вдова использовала капоты, которые складывали один на другой в несколько слоев, разглаживая каждый слой теплым утюгом. При этом на импровизированной простыне не должно было быть никаких складок. Стоило ей почувствовать хоть одну складочку, как вся конструкция рушилась и эта занудная процедура начиналась заново. В третьих, ко сну Анненкова отходила в особом туалете, состоявшем из кружевного пеньюара, пышного чепчика, шелковых чулок и бальных туфель (!!!). В-четвертых, она совершенно не могла заснуть при полной тишине, поэтому у ее изголовья сидели горничные, вынужденные разговаривать вполголоса.
А хотите еще круче? У барыни служила немка, в обязанности которой входило ежевечернее согревание кресла хозяйки. Вот так вот. Поняли теперь, как была непроста эта дама и какие проблемы ожидали несчастную француженку-простушку?
Понимая, что мать ни за что не даст своего согласия на брак, влюбленный юноша предложил своей пассии обвенчаться тайно. Но — не поверите! — получил категорический отказ.
