Ознакомительная версия.
— С какой целью?
— Это ты у него спроси.
— Спрошу… при первой возможности. А подполковник Сурженко?
— Георгий Георгиевич?
— Да. Я передал ему табельное оружие и служебное удостоверение.
— Можешь запить водой.
— Это почему же?
— Он даже свой партийный билет заханырил так, что не смог найти. Бросил оружие, переоделся в гражданское платье…
— Платье?
— Но не в буквальном смысле, как его бабы понимают.
— Ясно… Вы как себе хотите, а я в предательство Георгия Георгиевича ни за что не поверю. Доверяю ему, как самому себе!
— Это хорошо, Ваня, очень хорошо, что ты не сомневаешься в товарищах. Но… Я уже поставил перед высшим руководством вопрос о лишении Сурженко воинского звания[19].
— Зря. Честное слово — зря! Не наказывать его надо, а поощрять. Если б не бойцы 98-го погранотряда, немец давно взял бы Ковель!
— Ладно. Не горячись. В Москве с ним разберутся. Как всегда, честно и объективно.
— Ну да… Объективно! Главное, чтоб по справедливости…
29. Там же, часом позже
— А теперь рассказывай в подробностях об этом деле, — приказал Белоцерковский и только тогда представил своего спутника: — Михаил Иванович Потапов, командующий пятой армией РККА.
— Капитан госбезопасности Ковальчук.
— Помню. Мы с вами неоднократно общались по телефону. В Луцке, — приветливо улыбнулся командарм.
— Так точно.
— Прошу вас… Докладывайте… Ничего не упуская.
— 21 июня к нам в управление поступил сигнал от капитана Ковалёва, заместителя начальника 98-го погранотряда по разведке, об активизации деятельности немецких диверсантов в зоне ответственности восьмой заставы.
— Товарища Старовойтова? — уточнил Потапов.
— Так точно.
— Молодой, но довольно толковый офицер, грамотный, честный.
— Так вот, его подчинённые подстрелили одного из лазутчиков. Как оказалось, радиста — Вилли Штоффа. Узнав об этом, Иван Митрофанович отправил меня в командировку в Любомль, и Вилли, уже по моему приказу, связался с Берлинским центром. Руководство поставило перед его группой, которую наши пограничники, кстати говоря, полностью разгромили, новое задание: выдвинуться в район озера Свитязь и поступить в распоряжение некоего профессора Вениамина Сигизмундовича Селезнёва. Я пришёл к выводу, что Центр вряд ли оставит без внимания такого ценного персонажа и непременно пошлёт за ним ещё одну группу, и решил её опередить. Как вы уже знаете, мне это удалось. Но на Свитязь неожиданно прибыла целая делегация из Германии, некоторые из учёных знали Селёзнева в лицо, и я не нашёл ничего лучшего, как инсценировать собственную смерть.
— А тело?
— Тела не было. Ушёл купаться и не вернулся.
— Вроде бы всё правильно, — внимательно выслушав рассказ капитана, пришёл к выводу Белоцерковский. — Только как узнать, что они удумали? У тебя есть какие-то идеи?
— Идей — нет. Предположения — есть. Дело в том, что среди немецких учёных только те, кто специализируется исключительно на ядерной тематике. В том числе и профессор Липке из Лейпцигского университета, с которым мне удалось познакомиться поближе.
— Интересно, чёрт побери! Уж не атомную ли бомбу они планируют собирать на Шацких озёрах? — предположил Потапов. — Почему именно там?
— Не знаю. Но проект, по всей видимости, находится на особом контроле у Гитлера. Ибо группами прикрытия командует сам Штольце. Личность достаточно известная, если мне не изменяет память.
— Диверсант № 1 Третьего рейха[20], — подтвердил Иван Митрофанович. — Именно он наставляет и курирует банды украинских националистов, поддерживает ежедневные контакты с их лидерами — Бандерой, Мельником. Не удивлюсь, если в скором времени этот тип объявится в Украине.
— Вполне возможно, — согласился командарм. — Поэтому приказываю вам, капитан, остаться на Волыни до особого распоряжения Главнокомандования. Ясно?
— Так точно.
— Где вас искать?
— В Кашовке. Товарищ майор знает.
— Землякам ничего не известно о вашей службе в органах НКВД?
— Нет. Я для них агроном, кандидат сельскохозяйственных наук.
— А семья ваша где?
— С 1940 года — в Луцке.
— Мы уведомим их о том, что вы живы-здоровы.
— Спасибо.
— Надеюсь, соседи не знали, чем вы занимаетесь?
— Никак нет! Мне позволили носить форму только в прошлом месяце. И то только на службе. Дома я в ней никогда не появлялся.
— Похвально… Сами никаких попыток установить контакт с близкими не предпринимайте.
— Есть!
— Мы при первой же возможности доложим обо всём руководству, — решил подвести итог встречи Белоцерковский. — Человек, который выйдет на связь, назовёт твоё прозвище, известное лишь узкому кругу лиц.
— Уссурийский тигр? — расцвёл роскошной улыбкой Ковальчук.
30. Тогда Голобский, сейчас Ковельский район Волынской области Украины, 28 июня 1941 года
От Битня до Кашовки напрямик всего десяток километров по сплошному лесу. Забраться в такую глухомань оккупанты даже не пытались. Разместили несколько комендатур в крупных деревнях, как, например, Сельцо[21] — и достаточно.
Причём службу в них несли исключительно коллаборационисты. Новая власть даже не стала расформировывать ненавистные колхозы — так легче реквизировать продовольствие у крестьян.
Иван вышел прямо в Пидрижжя[22] — следующее за Кашовкой село вниз по течению реки Стоход — и, увидев бурный поток кристально чистой воды, не смог устоять перед искушением: снял надоевшую ватную одежду и бросился головою вниз с обрывистого левого берега.
Когда он, наконец, вынырнул, прямо над ним нависала человеческая глыба весом в полтора центнера, запахнутая в обычный штатский костюм. Поверх левого рукава пиджака красовалась жёлто-голубая повязка, на синие глаза, исполненные удивления и тревоги, с круглой головы постоянно спадала явно не по размеру фуражка офицера РККА, в которой на месте красной звезды красовался сплетенный из проволоки тризуб.
— Какие люди!
Присмотревшись, капитан узнал своего дальнего родственника и однофамильца.
— Это ты, Олекса?
— Я, Иван, я… Вылазь! Как вода?
— Хороша! Отвернись, мне одеться надо.
— Что я писюна твоего не бачив? У меня такой самый. Хиба — трохи больший!
— Ладно, смотри, если это доставляет тебе удовольствие… Только скажи честно: зачем ты вырядился, неначе пивень?[23]
— А… Служу в полиции. Помогаю немецкой власти впроваживать новый порядок.
Ознакомительная версия.