весь седой, и рожи у них обоих были искривлены от ужаса!
– Так и было. Все это видели. Но врачи со следователями дружат. Одновременная смерть от палёной водки, которую по ночам продают, вызывает меньше вопросов, чем, например, от инфаркта. Вы так не думаете?
– Сперва надо осмотреть место происшествия, а потом уже выстраивать версии, – осадила прыткого дилетанта Женька. Они сворачивали уже на улицу Кирова.
И вот тут пришлось задержаться. Из-за угла магазина навстречу им вылетел не первой свежести джип, «Линкольн-Навигатор». Не успел Гиви объяснить Женьке, что это за автомобиль, как тот вдруг остановился, чуть не создав аварию со смертельным исходом, и из него, из этого джипа, выпорхнули два джентльмена с очень похожими на джип лицами. Оба были в штатских костюмах, но почему-то имели манеры военачальников, одержавших уверенную победу над целым литром сорокаградусного бухла. Со сжатыми кулаками подбежав к Женьке, они внезапно начали угрожать ей какой-то страшной расправой и обвинять её в лицемерии. Это всё было весьма странно. Ни пешеходы, которые проходили мимо, ни Гиви за Женьку не заступались. Но Гиви, кажется, выжидал.
– Да кто вы такие? – вскричала Женька, переводя испуганные глаза с одного плюющегося лица на другое, – и по какому праву мне угрожаете?
– Я тебе сейчас зачитаю, сволочь, твои права! – проорал в ответ один из её загадочных собеседников, коренастый и лысоватый, – но после этого ты три года будешь играть на своей трубе знаешь где? В кружке самодеятельности Мордовской женской колонии! В лучшем случае, двушечка!
– Ишь ты, сука, принарядилась! – тявкал другой, столь же неказистый и низкорослый, – на наркоту деньги есть, на шмотки с духами есть? Да знаешь ли ты…
А уж дальше шёл такой мат, что для бедной Женьки стал недоступен смысл не только всего диалога, но и отдельных фраз. Она умоляюще поглядела на своего попутчика.
– Познакомься, Женя, это начальник местного ОВД и помощник следователя районной прокуратуры, – отрекомендовал двух крикунов Гиви, дождавшись паузы, – их зовут Владимир Владимирович и Сергей Кужугетович. Они думают, что ты – Ирка, которая наркоманит, живёт без временной регистрации и клянётся, что денег у неё нет.
– Да, денег у неё нет, – подтвердила Женька, сунув руку в карман и на расстоянии показав фельдшерскую ксиву, – но вы держитесь. Не унывайте.
Сосредоточенно поморгав глазами на карточку, два официальных лица, багровых от ярости, обрели здоровый розовый цвет.
– Просим извинить, – лихо козырнул Сергей Кужугетович, – так Ирина – ваша сестра?
– Скорее всего, – поморщилась Женька, – я проживу у неё три дня. Может быть, четыре. Без временной регистрации. Попрошу не путаться под ногами. Я должна вытащить свою старшую сестру из дерьма.
– Она утонула, – сказал Владимир Владимирович, и оба военачальника погрузились в свой чёрный джип. Даже не взглянув, как он отъезжает, Гиви и Женька вышли на улицу Кирова. Закурили. Женька очень внимательно озиралась по сторонам и делала фотографии на мобильник. Гиви не понимал, что здесь можно фоткать. Серость на небе и на земле, обшарпанные дома и злые физиономии до того ему опротивели, что он думал о возвращении в Грузию, где три бабы его разыскивали по поводу алиментов.
С недоумением поглядел на Женьку и Керниковский, куривший возле подъезда. У него тоже был выходной.
– Евгения Николаевна, – церемонно представил спутницу Гиви.
– Дима, – представился Керниковский, протянув руку. Женька её сдержанно пожала, сначала пристально поглядев на полуседые волосы и седые усы нового знакомого. Он был в джинсах, свитере и домашних замшевых тапках.
– Дмитрий Романович, – добродушно поправил Гиви.
– Ну, хорошо, – согласилась Женька, – очень приятно. Если не ошибаюсь, Дмитрий Романович, ночь с четырнадцатого на пятнадцатое марта вы провели в Москве, у своей знакомой?
– Сколько вам лет? – несколько секунд помолчав и сбив с сигареты пепел, мягко спросил педагог, – извините, дамам, конечно, таких вопросов не задают, но я, как и вы, Евгения Николаевна, любопытен до неприличия.
На лице у Женьки не дрогнул ни один мускул.
– Мне двадцать два, – соврала она, – могу я поговорить с вашей дочерью?
– Не имею ничего против. Но только прежде поговорите с вашей сестрой. Ведь вы – медсестра, простите за тавтологию?
– Не совсем, – отрезала Женька, – у вашей дочери патология? Поздравляю! Вам бы за это просить прощения у неё, а не у меня. Дурная наследственность – благодатная почва для большинства отклонений!
– Тогда позвольте от всей души поздравить вас с тем, что я – не ваш папа. А заодно и себя.
– Скажите уж лучше – дедушка! – абсолютно безосновательно брызнула Женька ядом, и, далеко отшвырнув окурок, впёрлась в подъезд. Гиви не отстал. Он показал Женьке, какую из четырёх квартир занимала Ирка. Дверь оказалась не запертой. Оглядев всю квартиру мельком, Евгения Николаевна положила вещи на кресло рядом с роялем. Затем она сняла туфли, надела Иркины шлёпки, и, достав лупу из рюкзачка, вышла на площадку. Гиви ждал там.
– Где эта овца? – спросила у него Женька.
– У тебя крепкие нервы?
– Из стальной проволоки.
– Ну, ладно.
И повёл Гиви Женьку к Серёжке. Алика не было, он кому-то стеклил балкон. Серёжка, который после начала своей болезни все силы тратил на то, чтобы не казаться больным, лежал, как всегда, чуть ли не в костюме. Курил, глядя в потолок. Лицо у него за несколько дней исхудало так, что сделалось страшным. Ирка валялась рядом – носом к стене, чуть подогнув ноги. Она была почти голая и спала. На скрипучих стульях сидели пьяненькие Захарова, Андрианова и Смирнова. Как и Серёжка, они курили, о чём-то тихо беседуя. Гром лакал из миски кефир. Когда Гиви с Женькой вошли, три бабы и пёс так дико уставились на последнюю, а потом на Ирку, что у Серёжки вырвался смех.
– Да это её младшая сестра, – сказал он чуть слышно, протянув Ленке окурок, – я её фотку видел! Похожи?
– Одно лицо, – питюкнула сонная Андрианова, – обалдеть!
– Если это можно назвать лицом, – съехидничала отёчная, с редкозубым ртом до ушей, Захарова, – дело вкуса!
Из-под очков у Смирновой капали слёзы. Подойдя к Женьке, Гром с любопытством её обнюхал. Она внимательно осмотрела его сквозь лупу. Потом она осмотрела дверной замок. Затем поинтересовалась, не лучше ли открыть форточку. Андрианова объяснила, что у Серёжки – сильная пневмония, у Ленки – насморк, а у Захаровой – убеждённость, что смерть не может войти туда, куда перед этим не влетит птица. Гиви, стиснув руками голову, удалился. Тогда Евгения Николаевна подошла к дивану, решительно перегнулась через больного и начала осматривать руки своей сестры.
– Она жрёт таблетки, – тихо рыдая, наябедничала Ленка Смирнова, – транквилизаторы!
– Где берёт?
– В четвёртом подъезде живёт старушка, которой всякие психотропные препараты выписывают! И Ирка взяла у неё рецепт, отдав ей за это пуговицу.
– Ту самую, золотую?
– Да уж, наверное, не пластмассовую, от старых штанов!
– Как зовут старушку?
– Анна Лаврентьевна.
Убрав лупу в карман коротенькой юбки, Женька
