— Уезжайте, ради всего святого, уезжайте, дети мои, — сказал Магнус. — Я в руках Всевышнего, и, когда вас тут не будет, о себе я не стану тревожиться. Но, пока я жив, я не перестану думать и утверждать, что этот благородный джентльмен достоин иной, лучшей участи, чем та, что выпала на его долю. Ступайте же, ступайте, уезжайте отсюда, — прибавил он, ибо девушки все еще медлили, не находя в себе мужества покинуть его.
— Пожалуйста, только без прощальных поцелуев, — заявил Банс, — а то мне станет завидно, и я потребую свою долю. Живо в шлюпку! .. Или нет, погодите минутку. — Тут он отвел троих пленников в сторону. — Флетчер, — продолжал он, — отвечает мне за гребцов и проводит вас в город, но как поручиться за самого Флетчера — не знаю, разве что вручив мистеру Холкро вот этого маленького защитника.
Банс протянул поэту небольшой двуствольный пистолет, прибавив, что он заряжен на оба ствола.
Минна заметила, как дрожала рука поэта, когда он протянул ее за оружием.
— Дайте его мне, сэр, — сказала она, беря пистолет из рук пирата, — и будьте уверены, что я сумею защитить сестру и себя.
— Браво! Браво! — закричал Банс. — Вот это слова женщины, достойной Кливленда, короля корсаров!
— Кливленда! — повторила Минна. — Вы, значит, знаете Кливленда? Вот уже второй раз вы упоминаете его имя.
— Знаю ли я его? — воскликнул Банс. — Да на всем свете нет человека, который знал бы лучше, нежели я, самого благородного, самого отважного молодца, гулявшего когда-либо между форштевнем и кормой! Когда он благополучно вырвется из оков — а это, по милости неба, должно совершиться в самом ближайшем будущем, — я уверен, что вы пожалуете к нам на борт и будете королевой всех морей, по которым мы плаваем. А теперь у вас имеется этот маленький защитник; надеюсь, вы знаете, как с ним обращаться? Если Флетчер поведет себя дерзко, вам следует только нажать на эту железку большим пальцем, вот так; а если он станет упорствовать, так вы только согните свой прелестный указательный пальчик вот таким образом, и я потеряю самого преданного товарища, которого когда-либо имел моряк… Хотя к черту этого пса! Он заслужит смерть, если только посмеет ослушаться моих приказаний! А теперь — в шлюпку… Но погодите еще — один поцелуй, ради друга моего, Кливленда.
Бренда, напуганная до полусмерти, не посмела оттолкнуть Банса, но Минна, отступив на шаг и окинув его презрительным взглядом, протянула ему руку для поцелуя. Банс засмеялся, однако с театральной аффектацией поцеловал предложенную ему в замену уст прекрасную руку. Наконец обе сестры и Клод Холкро спустились в шлюпку, и она отвалила под командой Флетчера.
Банс остался стоять на шканцах, где произнес, в духе прежней своей профессии, следующую тираду:
— Не знаю, что сказали бы мои товарищи в Порт-Рояле или на острове Провиденс, если бы услышали о моем сегодняшнем подвиге! Уж наверное, назвали бы меня мягкотелой тряпкой, простофилей, ослом! Ну что же, и пусть их! Я натворил столько зла, что есть над чем задуматься. А потом, можно же человеку совершить хоть одно доброе дело — ведь это такая редкая вещь и приводит в такое хорошее настроение!
Затем, повернувшись к Магнусу, он продолжал:
— Ну и славные же девки твои дочки, клянусь! .. Старшая снискала бы себе настоящую славу на лондонских подмостках. С каким решительным видом схватила она оружие! Что за жест! Порази меня гром, если театр не рухнул бы от рукоплесканий! А как она, дрянь этакая, сыграла бы Роксалану! (В пылу азарта Банс, подобно куму Санчо, Томасу Сесиалю, склонен был пускать в ход любое выразительное словцо, какое только приходило ему в голову, не всегда заботясь о его точном смысле.) — Да я отдал бы свою долю в первой же добыче, лишь бы услышать, как она продекламирует:
Прочь, удались, здесь буря разразится,
В прах обратит тебя мое дыханье,
И в гневе я безумье превзойду!
А та, другая, нежная, робкая, маленькая, дрожащая, как хорошо произнесла бы она в роли Статиры:
Так речь его сладка, так нежен вид,
Так пылко, так изящно он клянется,
Что даже быть обманутой им — счастье!
Какие пьесы могли бы мы сыграть! Ну и олух же я, что не подумал об этом, прежде чем отослать их на берег.
Я был бы Александром, Клод Холкро — Лисимахом, а престарелый джентльмен на худой конец сыграл бы и Клита. Да, я был просто глупцом, что не сообразил этого раньше.
Многое в этой тираде могло бы оказаться не совсем по вкусу юдаллеру, но, по правде говоря, он не обращал на слова Банса ни малейшего внимания. Сначала невооруженным глазом, а потом в подзорную трубу он не отрываясь следил за возвращением своих дочерей на землю. Он видел, как они высадились на берег, видел, как в сопровождении Холкро и еще одного человека, очевидно, Флетчера, поднялись в гору и пошли по дороге к Керкуоллу; он мог даже различить, что Минна, видимо, чувствуя себя ответственной за судьбу остальных, шла несколько в стороне, настороженная и готовая в случае необходимости немедленно действовать.
Наконец, когда Магнус почти совсем уже перестал их различать, он, к невыразимому своему облегчению, увидел, как путники остановились и пират расстался с ними: после задержки не более длительной, чем требовалось для учтивого прощания, он медленным шагом пошел назад к морю. Возблагодарив верховное существо, которое таким образом избавило его от самого мучительного страха, какой только может испытывать отец, благородный юдаллер с этой минуты покорился своей собственной судьбе, какова бы она ни была.
Выше утесов, убежища птиц,
Глубже колодцев и темных гробниц,
Глубже самых глубоких
Нептуновых вод,
Выше пиков высоких
Любовь себе путь найдет.
Старинная песня
Флетчеру пришлось расстаться с Клодом Холкро и сестрами из Боро-Уестры отчасти потому, что невдалеке показался небольшой отряд вооруженных людей, шедших из Керкуолла; появление их было скрыто от подзорной трубы юдаллера небольшим возвышением местности, но пират видел их очень хорошо, что побудило его позаботиться о собственной безопасности, поспешно вернувшись к шлюпке. Остановка, которую издали видел Магнус, произошла по воле Минны.
— Стойте, — сказала она, — и выслушайте мои приказания. Передайте от меня вашему предводителю, что, какой бы ответ ни пришел из Керкуолла, пусть он все же ведет свое судно в обход острова к Стромнессу, станет там на якорь, и, когда увидит дым на Бройзгарском мосту, пошлет на берег шлюпку за капитаном Кливлендом.
Флетчер хотел было в подражание своему приятелю Бансу получить за все беспокойство, которое доставило ему сопровождение прелестных молодых леди, хотя бы поцелуй, и, пожалуй, ни страх перед приближением керкуоллцев, ни оружие в руках Минны не остановили бы его дерзости, но имя его капитана, а быть может, еще более того не допускающий никаких возражений величественный и властный вид Минны Тройл удержали его от каких-либо поползновений. Он по-морскому откланялся, обещал, что за сигналом будут зорко следить, и, возвратившись к шлюпке, последовал со своим поручением на судно.
