Я бросился на палубу вместе с теми, кто мог последовать за мной. Мы прыгнули в шлюпку и быстро поплыли, чтобы не дать опрокинуть себя и затянуть в водоворот. А судно быстро тонуло, как будто увлекаемое на дно таинственной силой. Оно вращалось вокруг своей оси, мачты качались, словно вот-вот переломятся, а из трюма неслись ужасные крики, и доносились все те же глухие удары, с которых все началось. На горизонте же ярко и неподвижно горело все то же огромное пламя!..
Внезапно в глубине трюма раздался глухой взрыв, и судно стремительно стало погружаться. Уже полностью исчез фальшборт, и тут же первые реи, потом вторые, третьи и наконец концы мачт.
Несколько мгновений мы еще слышали под водой жуткие вопли нашего живого груза, потом волна, как жидкая стена, ринулась в образовавшуюся воронку, и наш проклятый Богом корабль исчез в пучине Бенгальского залива. Предсказание старого голландца сбылось.
Почти тут же пламя, которое освещало горизонт, потухло, и мы оказались в полной темноте. А два часа спустя наши шлюпки причалили к Сандору, первому острову в устье Ганга.
Катрам горестно покачал головой и, казалось, погрузился в глубокую задумчивость. Кладбищенская тишина последовала за этим пугающим рассказом, который произвел на нас гнетущее впечатление. Глаза наши невольно устремлялись вдаль, в темноту, боясь увидеть это таинственное пламя. Даже капитан, задумчиво нахмурясь, молчал.
Боцман Катрам подождал несколько минут, потом медленно поднял голову и, пристально глядя на капитана, спросил:
— Так что же, сударь, вы не смеетесь теперь?
Мы тоже посмотрели на капитана: он склонил голову на грудь, крепко скрестил руки и весь ушел в сосредоточенное раздумье, точно стремясь разгадать необычайно трудную загадку.
— Не смеетесь? — повторил старик.
И на этот раз капитан ничего не ответил, он все еще думал, ища ответ.
Торжествующая улыбка появилась на губах папаши Катрама. Он слез с бочонка, взял под мышку свою недопитую бутылку с кипрским и ушел вразвалочку, даже не взглянув на нас.
Но в то время как он спускался по трапу, который вел в трюм, в тишине, воцарившейся на палубе, до нас донесся его короткий и хриплый, как карканье, смех.
Оттого ли, что мы плыли по тому самому морю, под волнами которого покоился заколдованный корабль, оттого ли, что зловещий смех старого боцмана еще отдавался в наших ушах, или эта перемена, происшедшая с нашим скептиком-капитаном, который не нашелся, что возразить боцману на его последний рассказ, но этой ночью на борту нашего судна царило что-то вроде ужаса.
Вахтенные в страхе все время вглядывались в темную ширь воды, боясь появления загадочного пламени, и вздрагивали при каждом шорохе волны, думая, что слышат три таинственных удара, предвещавшие гибель несчастному «голландцу».
Два раза за время нашей вахты седая голова папаши Катрама показывалась из люка и слышался его хрипловатый смешок, от которого мы содрогались. Он казался нам смехом выходца с того света.
В течение дня, однако, он, как водится, не подавал признаков жизни. Но что нас больше поразило, так это поведение капитана, который тоже не покидал своей каюты и даже в полдень не поднялся на палубу, чтобы выверить курс. Ломал ли он голову над рассказом старика или же был так посрамлен в своем неверии, что избегал встречи с рассказчиком — догадкам на этот счет не было конца. С живым любопытством ожидали мы вечера, когда многое должно было проясниться.
Едва солнце начало погружаться в океанские волны, папаша Катрам спокойно поднялся на палубу и занял свое обычное место. Он слегка улыбался, и его серые глазки сверкали зловещим огнем.
Завидя его, некоторые матросы слегка отступили, точно встретились с призраком, и укрылись кто на носу, а кто на корме. Этим вечером Катрам мог бы спокойно вернуться в свою боцманскую, поскольку никто не горел желанием услышать его седьмую новеллу.
Но его, казалось, нимало не беспокоило отсутствие слушателей. С четверть часа он терпеливо выжидал, куря душистую манильскую сигару, потом нашарил в карманах клочок бумаги и карандаш и, как и в прошлый раз, соорудил афишу на фок-мачте.
Некоторое время никто не осмеливался подойти к ней, боясь прочесть какое-нибудь леденящее кровь название, но понемногу любопытство победило, и мы приблизились. И тут веселое оживление охватило всех.
— «Мышиный корабль»!.. — вскричал кто-то первым.
— Что бы это могло быть?..
— Неужели мыши сожрали русалку?
— Нет, это сам папаша Катрам потерял из-за них кусок уха!
— Пойдем послушаем!..
И весь экипаж двинулся к нему толпой, плотной окружив папашу Катрама, сидевшего на бочонке. Никто больше не думал ни о таинственном пламени, ни о мрачном предсказании старого голландца.
— Ага, вот и вы, ребятки! — воскликнул боцман, показывая свои желтые зубы. — Я знал, что на «Мышиный корабль» вы все тут же сбежитесь.
— Но хватит похоронных историй!.. — воскликнули мы.
— Тихо! — загремел папаша Катрам. — Сегодня вечером я хочу вас посмешить.
— Да здравствует папаша Катрам!..
— Заткните рты! Кто вам позволил так вопить, нарушая порядок на борту, — сказал боцман полушутливо. — Сегодня я расскажу вам, как экс-король дикарей стал властелином мышей. Но знаете ли вы, каковы инстинкты этих маленьких грызунов?..
Не успели мы ответить, как рядом раздался голос капитана:
— Одну минуту, папаша Катрам!..
Мы обернулись, как один, и оказались лицом к лицу с ним — он подошел к нам так незаметно, что никто его не услышал.
— Одну минуту, — повторил капитан, — потом продолжишь свой рассказ про мышей. Вернемся-ка к вчерашнему кораблю и твоему таинственному пламени.
Лицо папаши Катрама омрачилось; насупясь, он молча смотрел на капитана.
— Скажи мне, старик, — сказал наш командир, — на каком расстоянии от устья Ганга этот голландский корабль пошел ко дну?
— В шестнадцати — восемнадцати милях, — ответил боцман.
— Так я и думал, — воскликнул капитан, разражаясь смехом. — Ты, верно, не знаешь, что индийцы опускают трупы своих умерших близких в воды Ганга. Они убеждены, что священная река отнесет покойникков прямиком на небо, в рай. В результате тысячи и тысячи этих трупов скапливаются у побережья.
— Ну и что? — пробормотал боцман настороженно.
— А то, что я разрешил эту загадку, и опровергну еще одну твою мрачноватую легенду. В том пламени, которое вы видели, не было ничего таинственного. Это горел газ, скопившийся там от множества трупов, газ, который в жарком климате легко воспламеняется.
Таинственные удары, которые вы слышали, могли производить и волны, бившиеся о борта, если судно построено из чрезвычайно звучного дерева. Или же конструкция его была такова, что оно легко резонировало, что само по себе меня нисколько не удивляет, поскольку голландские суда во многом отличаются от наших.
