десяти миллионов марок.
- Отто хвастался, что стоит больше ста миллионов,’ сухо заметила Алата. ‘И это было сорок лет назад.
- Ха! - воскликнул Герхард. - Я помню, как мы с тобой, мама, сидели на заседании совета директоров в 34 или 35 году, когда бухгалтер компании сказал, что мы богаты, как Ротшильды и Рокфеллеры.
- Но сейчас этого не хочется, дорогая. Это было бы слишком ... нелепо.
- ‘Согласен,’ сказал Герхард. - Меня так и подмывает сказать, что все вырученные деньги мы должны отдать на благотворительность. Но я оставляю это решение каждому в отдельности.
- ‘Есть одна проблема ... ’ сказал Исидор. - До тех пор, пока Конрад фон Меербах не будет официально объявлен мертвым, он сохраняет за собой контрольный пакет акций компании, а это означает, что основная часть выручки от любой продажи переходит к нему.
- Это возмутительно! - воскликнула Труди, и Шафран согласилась.
- Должен же быть какой-то способ обойти это, Иззи, - сказал Герхард.
- Конечно, мы не можем заплатить ему, так как не знаем, где он находится, а его банковские счета были заморожены по приказу Министерства финансов США. И у вас у всех есть претензии к Конраду за растрату активов, в которых вы были заинтересованы, так что вы можете потребовать его деньги в качестве компенсации за ваши потери. Но я думаю, что самым справедливым решением будет передать деньги Конрада в доверительное управление его детям до тех пор, пока не будет доказано, что он мертв или все еще жив.
- ‘Тогда, возможно, мама, Труди и я должны проголосовать, поскольку мы - остальные присутствующие акционеры, - сказал Герхард. - Предложение простое - согласны ли мы, чтобы Исидор продал Моторный завод Меербаха и замок Меербах? Все за, поднимите руки.
Голосование было единогласным.
- В таком случае давайте прервемся на ленч.
- ‘Прежде чем мы это сделаем, - сказал Исидор, - нам нужно обсудить еще один вопрос, не так ли, графиня?
- ‘О да, я почти забыла, - сказала Алата. - Извините, я на минутку ... - Она встала из-за стола, подошла к двери, открыла ее и сказала: - Вы можете войти, джентльмены.
Она вернулась, ведя за собой четверых мужчин, у которых был жесткий, суровый вид людей, которые много лет занимались тяжелым физическим трудом и за это время не поскупились ни на табак, ни на алкоголь. Они были одеты в костюмы, ткань которых, с самого начала никогда не отличавшаяся высоким качеством, блестела в местах износа. Но костюмы были вычищены и выглажены, а обувь под ними сияла так же ярко, как сапоги гвардейца.
Когда они подошли к столу и встали, нервно переминаясь с ноги на ногу, Алата спросила - Не желаете ли вы оказать почести, герр Шинкель?
- ‘Благодарю вас, графиня, - сказал самый крупный из четверых, крепкий, почти угрожающий, державший в руках полированную деревянную шкатулку, настолько пропитанную маслом, что никакая чистка не могла полностью удалить пятно. Он подошел к Герхарду, который поднялся со стула, чтобы поприветствовать его.
Они пожали друг другу руки, а потом Шинкель сказал: - Мы с ребятами служили в люфтваффе. Не такие пилоты, как вы, конечно. Мы были механиками.
- ‘Вы должны гордиться этим, - сказал Герхард. - Мы никогда не смогли бы покинуть землю, не говоря уже о том, чтобы благополучно вернуться домой, если бы не ваша работа.
- ‘Благодарю вас, сэр. Лицо Шинкеля смягчилось от появившейся на нем улыбки. - Весьма признателен.
- И совершенно искренне, уверяю вас. Итак, чем я могу вам помочь?
- Ну, мы с ребятами все вами гордились. Иметь такого знаменитого туза, как вы, члена семьи, на которую мы работали всю жизнь ...
- ‘И наши отцы до нас, - сказал другой.
- Ну, для нас это много значило.
Лицо Герхарда вытянулось. Слышать, как его обвиняют в измене, пусть и несправедливо, должно быть, было почти так же стыдно для этих людей, как и для него.
- Простите, если вам когда-нибудь казалось, что я вас подвел. Я обещаю вам, что ...
- О нет, сэр, мы никогда этого не чувствовали, ни на секунду. Видите ли, мы все были социалистами, настоящими, не такими, как Адольф, национал-социалистами, моя задница ... - Шинкель вдруг понял, что позволил себе увлечься. Покраснев, как девица, он сглотнул и сказал: - Простите, графиня, дамы.
- ‘Все в порядке, герр Шинкель, - сказала Алата. - Любой человек, который хорошо отзывается о моем сыне, не может сделать ничего плохого в моих глазах.
Все мужчины рассмеялись. ‘Перестань ругаться и расскажи ему, что мы сделали, - сказал другой.
- Да, когда мы узнали, что вы возвращаетесь домой после стольких лет, мы кое-что для вас приготовили. В знак нашей признательности, например.
Шинкель протянул ему коробку.
- Спасибо, - сказал Герхард, открывая ее.
Внутри шкатулка была обита роскошным черным бархатом, который оттенял сверкающую металлическую фляжку внутри. Герхард достал из ящика фляжку. Он состоял из двух частей: основной корпус был матовым, и, присмотревшись повнимательнее, Герхард увидел, что это матовая сталь, но обработанная до совершенства, как любой драгоценный металл в ювелирном магазине. Второй блестящий кусок металла, который, как подумал Герхард, должен был быть хромирован, был сверху как крышка, с завинчивающейся крышкой посередине, чтобы впускать и выпускать воду.
Хотя фляжка была маленькой и достаточно тонкой, чтобы поместиться в кармане пиджака, она оказалась на удивление тяжелой в его руке. Он сказал об этом Шинкелю, и тот кивнул.
- Это потому, что она сделана из цельной стали, как один из наших блоков двигателя. Мы подумали, что это будет уместно. - Он помолчал и добавил, кивнув в сторону фляжки: - Мы тоже кое-что для вас написали.
Он перевернул фляжку, и там было три слова: Immer in Einsatz.
Герхард улыбнулся и показал его Шафран.
- “Всегда в действии”, - сказал он по-английски. - Это девиз люфтваффе.
- Ну что ж, дорогой мой муж, можешь больше не вмешиваться, - ответила она по-немецки, чтобы мужчины поняли. - Я слишком много работала, чтобы оставить тебя в живых, чтобы позволить тебе попасть в беду сейчас.
Когда Герхард
