это не место для ребенка. Но скажи мне, мой маленький господин, ты можешь карабкаться по веревке?
— Нет, — вздохнул Отто, — и никогда не смогу впредь. Взгляни на это, — и он закатал рукав рубашки.
— Я не вижу, тут слишком темно, — ответил Ганс.
— Тогда пощупай, — и мальчик притянул верного слугу к себе поближе.
Ганс наклонился над бедным ребенком, лицо которого смутно белело впотьмах, и тут же отпрянул в ужасе и негодовании.
— О, грязные кровожадные ублюдки! — хрипло прорычал Ганс. — Кто посмел так над тобой надругаться?
— Барон Генри пришел сюда и сделал это, — ответил Отто и снова заплакал.
— Понятно, понятно, — мрачно кивнул Ганс, — но не плачь. Я тебя все равно заберу отсюда, хоть ты и не можешь карабкаться. Твой отец уже ждет нас под окном, и скоро я передам ему тебя из рук в руки. Обещаю тебе это, только наберись терпения и мужества.
Говоря это, Ганс снял с себя куртку коробейника, и под ней оказался толстый канат, во много рядов кольцами обмотанный вокруг тела. Он был специально завязан узлами, которые располагались один за другим. Кроме каната, Ганс запасся также веревкой и свинцовым грузилом. Он привязал грузило к канату и стал забрасывать его вверх. С третьей попытки Гансу удалось попасть между железными прутьями, и грузило полетело вниз, увлекая канат за собой.
Все это время Ганс стоял с мотком, ожидая, когда канат перестанет рваться у него из рук. Когда же это произошло, он для верности еще подергал канат и, глядя на Отто, произнес:
— Моли Бога, малыш, чтобы грузило упало на землю, потому что если это не так, мы с тобою пропали.
— Я молюсь, — ответил мальчик, кивнув головой. И точно в ответ на его молитву кто-то внизу дернул канат.
— Это твой отец, — перевел дух Ганс. — Не иначе, как тебя услышали на небесах.
И он дернул веревку барону в ответ.
Отто лежал, зачарованно глядя, как веревка ползла сначала к окну, а затем через него в темную ночь, подобно гигантской змее. «Пока все идет, как надо. Длины каната хватает», — пробормотал Ганс. Он поплевал себе на ладони и, убедившись еще раз, что внизу канат находится в надежных руках, стал карабкаться вверх к окну. Здесь, достав из мешка напильник, он принялся подтачивать железные прутья решетки, преграждавшие путь к свободе.
Это была долгая и мучительная работа. Напильник яростно скрежетал по металлу, но он оставался несокрушимым. Отто, наблюдавшему за скрюченной под потолком фигурой, стало казаться, что Ганс никогда не справится с этой работой.
Время от времени Ганс останавливался, чтобы перевести дух, и пытался выломать подпиленные прутья, но ничего не получалось, и он снова продолжал упрямо пилить.
Уже три или четыре раза бедняга испытывал прутья на прочность, и каждый раз железная решетка не поддавалась. Наконец, Ганс навалился плечом на нее с такой силой, что она стала наклоняться. Отто смотрел на это, не веря своему счастью. Внезапно раздался громкий треск, и кусок решетки вылетел наружу, в темную ночь. Ганс привязал канат к оставшимся прутьям и скользнул вниз, к Отто.
— Мой маленький господин, — сказал он, — как ты думаешь, если я возьму тебя на руки, у тебя хватит сил удержаться, обхватив меня за шею?
— Да, — ответил мальчуган. — Я надеюсь, что на это у меня сил хватит.
— Тогда вперед! — скомандовал Ганс. Он осторожно поднял Отто с грубого топчана и, притянув к себе, обвязал кожаным ремнем.
— Тебе не больно? — спросил верный слуга, закрепляя ремень самым тщательным и надежным способом.
— Почти нет, — ответил мальчик слабым голосом.
Тогда Ганс поплевал на ладони и начал медленно двигаться по канату вверх. Достигнув края окна, они на минуту остановились, и Отто покрепче обхватил Одноглазого Ганса за шею.
— Ты готов?
— Да.
— Держись крепко и ничего не бойся.
С этими словами Ганс повернулся и перекинул ноги через подоконник.
В следующее мгновение оба беглеца повисли над пропастью. Отто взглянул вниз и дыхание у него перехватило.
— Господи, спаси нас! — прошептал мальчик и зажмурил глаза, чтобы справиться со слабостью и головокружением от вида разверстой под ними бездны.
Ганс не сказал ничего и только сжал зубы. Обвив веревку ногами и перехватывая ее то одной, то другой рукой попеременно, он начал медленно спускаться. Вниз, вниз, вниз… Бедному Отто, положившему голову на плечо Ганса, казалось, что этому спуску никогда не придет конец. Внезапно он услышал, как шумно вздохнул Ганс, и ощутил слабый толчок. Он открыл глаза и, — о радость! — они спустились. Ганс стоял на земле.
Человек, закутанный в темный плащ, вышел из тени, которую отбрасывала стена замка, и взял Отто на руки. Это был барон Конрад.
— Мой сын, мой малыш, — произнес он дрожащим голосом. Отто прижался лицом к его щеке и слезы хлынули из его глаз.
Внезапно барон издал крик, как от смертельной раны.
— Боже правый! Что они с тобой сделали? Бедный малыш!
Он бросился на землю и, закрыв лицо руками, зарыдал, задыхаясь одновременно от ярости и сердечной муки — у его сына, бедного маленького Отто, правая рука была отрублена.
— Не убивайся так, — прошептал мальчик. — Теперь мне уже не так больно.
Он снова прижался к отцу и поцеловал его.
Глава 12. СО СМЕРТЬЮ НАПЕРЕГОНКИ
Но Отто еще не был в безопасности. Внезапно громкий удар колокола разорвал ночную тишину прямо над головой барона и его людей. Взглянув вверх, они увидели, что в Замке Змеелова началась тревога. Огни вспыхивали один за другим. Вот уже озарились все окна, и до них стали долетать крики поднятых в ночи обитателей замка.
Одноглазый Ганс с досадой хлопнул ладонью по ляжке.
— Вот к чему приводит ненужная жалость! Я поймал часового и заставил его показать, куда упрятали маленького барона. После этого часового следовало прикончить для безопасности. Мне это было ясно, как божий день. Но тут я вспомнил, что мой маленький господин ненавидит всякое кровопролитие. Вот я и решил сохранить жизнь негодяя. Видите, чем все это закончилось? Очевидно, он успел распутать веревки и поднять всех на ноги. Теперь замок гудит, как растревоженный улей.
— Нам надо спасаться бегством, — сказал барон. — После того, как я попал в беду и все, кроме шестерых преданных мне людей, отступились от меня — ничего другого мне не остается.
В словах барона Конрада звучала горькая обида. Произнеся их, он бережно взял Отто на руки и стал спускаться
